Лицо у него вначале было бледным, но, разумеется, оно сделалось пунцовым, когда все принялись кричать:
― Расскажите, расскажите историю с кафтаном! Хотим услышать из ваших собственных уст!
Лештяк беспокойно заерзал на кресле. Казалось, невидимая железная рука сжимала ему горло. Рассказать о том, что произошло с Олай-беком, поведать об этом сотням людей!.. Историю, которую он сам не пережил, не видел. Лгать перед лицом города! Ох, какая непростительная это была ошибка, что не он поехал в татарский лагерь. Черт принес на его дорогу эту девицу. А уж если сам не поехал, то лучше было бы сразу и признаться во всем. Но сейчас это, увы, было невозможно. Невозможно!..
Чем больше становилась его слава, тем сильнее его душу терзал страх, что однажды эту славу развеет нежданный порыв ветра. Ведь и Мидасу не удалось сохранить тайну своих длинных ушей. Лештяку казалось, будто слава его ― краденая, и потому не мог больше ей радоваться, хотя какая-то ее доля причиталась и ему. Ведь, как бы там ни было, не кто иной, как он, достал кафтан! И все же где-то позади председательского кресла с высокой спинкой, казалось, неотступно маячила неприятная тень.
― Слушаем, слушаем! ― звучало все громче, все настойчивее.
Отступать было поздно.
Лештяк смущенно стянул с себя кафтан и расстелил его на зеленом сукне стола. Вот оно ― драгоценное сокровище Кечкемета!
Наконец, запинаясь, с пятое на десятое рассказал он об удивительной роли, которую сыграл кафтан.[18]
Буйные крики радости заглушали его рассказ; все ликовали, только один человек, сжавшись в комочек, плакал на задней скамейке.
Могущественный бургомистр, теперь подлинный «диктатор Кечкемета», подошел к этому человеку и взял его за руку.
― А теперь пошли, отец. Хочу немного отдохнуть дома.
В маленьких, украшенных скрещенными копьями воротах их уже поджидали крестница Эржи и подручный Лаци. Пончики были поджарены, тушеная курица давно готова, а поросенок даже успел остыть, так что хозяева в самую пору возвратились домой.
― Да, я ведь еще не успел сказать тебе, сынок, ― впрочем, когда я мог бы это сделать?! ― что теперь мы с подмастерьем работаем, или, вернее сказать, мы теперь вдвоем не работаем…
Бургомистр сделал равнодушное лицо.
― Это вон тот мальчонка?
― Пришлось мне нанять его, когда я отправлялся в Буду, к паше, за тебя ходатайствовать. Ведь это я сделал тебя городским головой, Мишка, знай это! ― В глазах старика загорелись зеленые огоньки. ― Старый Лештяк еще может постоять за себя, хе-хе-хе!.. А парень, повторяю, нужен мне был для работы, хотя я что-то не приметил, чтобы он за все это время ну хоть пальцем о палец ударил. Не было у меня еще времени испробовать, умеет ли он хоть что-нибудь делать. До сих пор-то я все политикой занимался. Не смейся, Миши, не то я рассержусь! А теперь вот ты будешь делать политику, Кровь Лештяков ― золотая кровь! Ну да ладно, вот мы уже и дома.
