А сколько она знала песен! И как хорошо пела их, когда ей хотелось. Она пела, когда у неё было легко на сердце, пела, когда ей было грустно: для всякого настроения была своя песня. Крестьянская девушка не может жить без песни: с песней легче работается, быстрее бежит время, короче становится путь.
Едва начинало светать, а в огороде уже звенел её голосок: она полола.
Старый корчмарь уже отошёл от дел. Гостей обслуживала девушка: она подаёт вино, стряпает, ведёт счёт деньгам. Старик же занимался своими пчёлами ― они как раз роились.
Но вот со двора донёсся стук копыт и раздался приветливый лай собак: так они обычно встречают знакомого.
― Клари! Выходи! Ты что, не слышишь? Собаки лают, гость приехал. Да угости его как следует.
Оправив пёструю широкую юбку, подоткнутую для работы в огороде, девушка надела туфли с бантиками, ополоснула из лейки руки, вытерла их передником и, сняв его, осталась в другом, чистом, на поясе которого висел ключ от буфета. Затем она сняла с головы пёстрый платок, послюнявила ладони и, пригладив волосы на висках, прикрепила розу, сорванную с вечно цветущего куста.
― Опять срываешь розы? А если там только жандарм?
Что значит «только»? Разве к киверу жандарма нельзя приколоть розу? Или, может быть, он не достоин такой награды?
Но в питейном зале, у самого конца длинного стола, сидел, конечно, не жандарм, а удалой табунщик Шандор Дечи.
Табунщик громко стукнул пустой бутылкой по столу и с хмурым достоинством бросил вошедшей девушке:
― Принеси вина.
Завидев парня, Клари вскрикнула и всплеснула руками:
― Шандор Дечи! Неужто ты вернулся? Шандор! Милый мой, дорогой!
― Я сказал, принеси вина, ― резко повторил табунщик и подпёр кулаком склонённую голову.
― Так вот как ты желаешь мне доброго утра после долгой разлуки?
Эти слова заставили Шандора опомниться. Он ещё не забыл, что такое вежливость; снял шляпу и положил её на стол.
― Доброе утро, барышня!
― М-е-е-е! ― передразнила его девушка, высунув кончик розового языка, и пошла к прилавку, строптиво передёрнув плечами и покачивая бёдрами. Возвратясь с вином, она поставила его перед табунщиком и дрогнувшим голосом спросила:
― Почему ты назвал меня барышней?
― А потому, что ты и есть барышня.
― Я и раньше была ею, но ты мне этого не говорил.
― То было раньше.
― Вот тебе вино. Что ещё угодно заказать?
― Спасибо. Там видно будет.
Девушка, прищёлкнув от досады языком, села рядом с парнем на кончик длинной скамейки.
Шандор взял бутылку, поднёс её ко рту и, не отрываясь, осушил до дна, а потом с такой силой хватил ею о каменный пол, что она разлетелась вдребезги.
