Конюший с явным удовольствием посматривал на отобранных коров.
Молоденький подпасок прибежал с вестью, что с вышки уже виден пастух. Он скачет сюда во весь опор.
― Загонит коня, негодник! ― ворчал гуртовщик. ― Пусть только попадёт мне в руки, я с него шкуру спущу.
― Неужто вы его будете бить, хозяин? ― полюбопытствовал конюший.
― Нет, этого я делать не стану. Лучше уж убить пастуха, чем ударить; пастух обиды не прощает. А этот ещё вдобавок мой любимец. Он мой воспитанник. Я его, шалопая, и крестил.
― И вы всё-таки с ним расстаётесь? Отпускаете со стадом в Моравию?
― Потому и отпускаю, что хочу ему добра. Не нравится мне, что малый так увивается вокруг желтолицей девчонки из хортобадьской корчмы. Это добром не кончится. У девчонки уже давно есть возлюбленный: какой-то табунщик. Сейчас он служит в солдатах, но если придёт домой в отпуск, эти два дурня подерутся из-за неё, как два быка из-за коровы. Пусть уж Ферко уезжает подальше; там он быстро влюбится в какую-нибудь красотку Анчу и забудет свою Жёлтую Розу.
Тем временем ветеринар осмотрел весь отобранный скот и оформил паспорт на каждую корову. Затем подпасок вывел киноварью на боках у коров инициалы нового владельца (ведь пастухи все грамотны).
Послышался топот копыт. Пастух был уже близко. Утренний ветер освежил его хмельную голову, а быстрая езда прогнала сон. Невдалеке от загона он, совсем уже бодрый, спрыгнул с коня и повёл его под уздцы.
Выйдя ему навстречу, гуртовщик крикнул:
― Эй ты, непутёвый, наконец-то тебя чёрт принёс!
Пастух, не проронив ни слова, принялся рассёдлывать лошадь. От долгой скачки грудь её была покрыта пеной. Он стёр пену куском овчины, овчиной же протёр круп лошади и повесил ей на шею недоуздок.
― Где же ты пропадал, чёрт тебя побери?! Надо же умудриться приехать на час позже господ, которых ты сам должен был сюда привести! Бродяга!
Парень в ответ не проронил ни слова. Он возился с лошадью, вешал на крюк седло, сбрую.
Гуртовщик ещё больше разгорячился, лицо его побагровело:
― Ты будешь отвечать или нет? Может, тебе уши прочистить?
Тут уж парень поневоле заговорил:
― Вы же знаете, что я глух и нем, «как рыба».
― Чтоб тебя повесили в день твоего рождения! Не для того я это выдумал, чтобы ты потом шутил надо мной. Разве не видишь, что уж солнце взошло?
― А разве я виноват, что оно взошло?
Господа засмеялись. Гуртовщик ещё пуще обозлился:
― Слушай-ка, бездельник! Со мной шутки плохи. Вот возьмусь за тебя да так отколочу, что и своих не узнаешь.
