Позднее узнали: хотя в первом налете фашистов на Москву участвовало более трехсот самолетов, к столице сквозь заградительный огонь зениток прорвалось всего лишь двадцать шесть бомбардировщиков, но и те, что прорвались, значительного ущерба городу не причинили.
В августе многие студентки мехмата пошли на курсы медсестер и сандружинниц, другие уехали на строительство можайской линии укреплений. Вернувшись из совхоза, Женя зашла в райком комсомола, просила, чтобы ей тоже дали какое-нибудь назначение, но озабоченный какими-то нелегкими делами молодой райкомовский работник с запавшими глазами, не глядя на нее, угрюмо сказал, что раз она комсорг, то должна до особого распоряжения выполнять свои обязанности в университете, что страна сейчас, как никогда, нуждается в новых кадрах специалистов, и что учиться — это тоже дело оборонного значения.
Это, конечно, было так, умом Женя соглашалась, но чувствами примириться не могла.
Занятия в университете на всех курсах начались, как всегда, 1 сентября, но обычной радости никто не испытывал. Обстановка на всех фронтах снова ухудшилась. Чувствовалась близость передовой — малолюдны стали улицы, чаще попадались военные патрули; на улицах начали появляться грузовики — полуторки и трехтонки — с пробитыми осколками бортами и кабинами, с белыми, свежими ссадинами на зеленых досках, увеличилось количество аэростатов заграждения, которые девушки-зенитчицы, словно гигантских лошадей под уздцы, проводили по московским улицам.
После занятий Женя оставалась дежурить на крыше университета. Воздушные тревоги (теперь не учебные) случались по несколько раз в ночь. Начинали хлопать зенитки, а потом возникал звук чужих моторов. Часть фашистских бомбардировщиков прорывалась сквозь заслоны зенитного огня, они сбрасывали на город тяжелые фугасные бомбы, градом стучали по крышам зажигалки. Женя научилась цепко зажимать их щипцами и сбрасывать вниз, на асфальт, или засыпала песком. Бегая по крыше, она не думала о том, что может оступиться и упасть с двенадцатиметровой высоты, что в университет может попасть фугасная бомба, и тогда она погибнет под обломками. Ею владел азарт, азарт игры: надо было поспеть и вправо и влево, а в случае нужды прийти на подмогу девочкам «из своей команды».
Когда налет кончался, студентки, возбужденные, разрумянившиеся, спускались вниз в штаб ПВО, перебивая друг друга, отчитывались перед начштаба и, счастливые тем, что их дежурство было успешным, выходили в университетский сад. Светало. Над Кремлем и вокруг него в небе висели колбасоподобные серые аэростаты воздушного заграждения. Девушки садились на скамейки — расходиться не хотелось — и смотрели на свой университет, ставший теперь, когда они уберегли его от пожара, особенно родным.
