Игуана | страница 27
Дочь старшего прапорщика, впрочем, к моменту её рождения таких званий в нашей армии ещё и не было, и был её папахен старшиной сверхсрочной службы, по местному, "макаронником", в глухом и сером от пыли и комаров местечке Васьково под Архангельском. Тоска-а-а...
Тощая, голенастая, с острыми коленками, черными жесткими волосами и недоверчивым взглядом черных настороженных глазенок, она при всей своей некрасивости не была с детских лет обделена мужским вниманием.
Но, до 18 солдатня васьковская, побаиваясь закона и её краснорожего папахена, задирать юбчонку не решалась. Зато уж после окончания школы пустилась она во все тяжкие, не спрашивая разрешения напивавшегося к вечеру дешевым пивом отца. А у матери разрешения вообще никто не спрашивал. Что с неё взять - бессловесное существо. Одно слово - мать...
Замуж она все же вышла. За такого же макаронника, как отец. Вместе выступали за сборную по стрельбе армии ПВО расквартированной на Русском Севере со штабом в Архангельске. И то, может, был у Степана свой расчет. Сколько ж можно в казарме жить. А так у тещи на блинах. А потом и вовсе складно вышло - уехала на Большую землю, в теплый город Кишинев семья сверхсрочника Бадюла Ивана, что занимала вторую половину их домика. И вселилась туда молодая семья. Так что и весь дом получился - их, пробили дверь в спальне и стали друг к дружке в гости ходить, не вылезая в холодные пуржистые архангельские зимы наружу. Лепота!
Это Степке, пню стоеросовому, - лепота.
А у неё мечта была.
И когда, задрав юбку, в темной проекционной драл её во время сеанса киномеханик Валера, и когда зажимали её во время соревнований в раздевалке, в купе поезда, везущего сборную за победами, в холодной казарменной "ленинской комнате", она стиснув зубы и получая свое маленькое удовольствие, мечтала. Что вот вырастет, станет олимпийской чемпионкой, получит квартиру в Москве, бросит (это потом уже), мужа и (а это навсегда) противное Васьково, и заживет жизнью сказочной принцессы.
Фиг вам... Не так все просто...
Она нежно перебрала в ящике огромного комода красного дерева несколько десятков изысканных трусиков. Дольше других удержала в руках привезенные с задания в Голландии "деликатные" трусишки.
Если их надеть, вроде, рюшечек черных, кружавчиков - много, а закрыт только лобок. Все остальное наружу. Лобок у неё был аккуратно подбрит по новейшей моде, так что, не смотря на складки кожи на животе и некрасиво выпирающие кости таза, выглядела бы она в этих трусишках, на которых было вышито по-голландски красивое слово - "этуаль", очень даже прикидно.