Мы запрограммированы СМИ
После многих лет сидения перед телевизором люди твердо усвоили, что быть настоящим мужчиной означает страдать молча, быть отважным и неустрашимым мачо, терпеть и никогда не выражать свою уязвимость или какие-то глубокие эмоции. Мужчин учат на любые потребности или желания реагировать саркастическими замечаниями или оскорбительными выпадами. Этот образ крутого мужика, к которому стремятся чуть ли не все представители сильного пола, мешает им просить у других людей помощи и содействия.
Нам это навязывает наше религиозное воспитание
И непререкаемые догматы церкви, и отдельные странствующие проповедники, и обычные священники, и телевизионные миссионеры, и религиозная литература – все это обусловливает и даже навязывает нам четкие убеждения по поводу того, уместно ли просить кого-либо о чем-либо.
…Блаженнее давать, нежели принимать.
Деяния Святых Апостолов (20:35)
Меня воспитывали в расчете на то, что я сделаюсь святой. Моя мать в молодые годы первоначально собиралась отправиться в женский монастырь, но вместо этого вышла замуж и затем вверила своего первого ребенка – то есть меня – Деве Марии и собственной матери. Меня заранее торжественно предназначили для служения святому делу, решили причислить к лику неведомо кого и принесли на алтарь церкви, словно жертвенного агнца. Вся моя дальнейшая жизнь стала сплошным жертвоприношением. Посему я никогда не имела ни права, ни возможности попросить чего-либо для себя – предполагалось, что я должна не вымаливать себе, а помогать другим – горемычным душам, оказавшимся в чистилище, или же голодающим детям во Вьетнаме, или вообще любому, кто был в то время страждущим, голодным либо бездомным. Ожидалось, что я и подобные мне обязаны помогать этим несчастным, ничего не прося для самих себя.
Меня учили, что хотеть чего бы то ни было для себя – эгоистично. Ведь на всех всего не хватит. А потому не надо ожидать слишком многого. Мне всегда надлежало удостовериться, что какая-то вещь уже имеется у всех остальных, прежде чем возжелать ее для себя, а тем более обзавестись ею.
В детские годы моя надежда сводилась к тому, что я умру маленькой и, стало быть, сделаюсь тем, кого именуют «дитя-мученица». Тогда хоть, по крайней мере, родители начнут любить меня. Мне всегда говорилось, что, мол, положенную тебе награду – ее чаще называли воздаянием – ты получишь в следующей жизни, а в этой жизни ее не получают. Весь мой опыт сводился к следующему: человек не вправе просить чего-либо для себя; он должен целиком посвятить себя помощи другим людям.
