Наверное, можно бы было посчитать, что для невропатов, исключая круг истериков, упомянутое условие незнаемости или преднамеренного незамечания является более весомым фактором для возникновения фальшивой связи, чем наличие расщепления сознания, которое автоматически удаляет материал, позволяющий бросить свет на причинную взаимосвязь событий. Однако расщепление сознания очень редко проявляется в чистом виде, чаще в обычное сознание всё-таки вторгаются какие-то представления, они и вызывают у больного расстройства. Обычно это сказывается на общем самочувствии, проявляется в форме тревоги или печали. Иногда больные догадываются об истинных причинах своих страданий, как например это было в описываемом случае, тогда посредством особого рода «принуждения к ассоциациям», можно выяснить действительные причины их расстройств (Впрочем, Вы можете сравнить эти идеи с механизмом навязчивых представлений, о котором я сообщал в «Центральном неврологическом вестнике» [Neurolog. Zentralblatt, №10-11 за 1894 год]; см. также: Obsessions et phobies, напечатанных в Revue neurologique, №2 за 1894 год).
В эффективности удавшегося принуждения к ассоциациям я мог недавно убедиться посредством наблюдений относящихся несколько к другой области. На несколько недель я вынужден был сменить привычную мне постель на гораздо более жёсткое ложе, на котором, как мне кажется, я видел более часто и более яркие сновидения; наверное, единственным недостатком перемен была недостаточная глубина сна. В первую четверть часа после просыпания я хорошо помнил всё, что мне приснилось за прошедшую ночь; с большим усердием я старался как можно точнее их записывать, пытаясь разгадать. Эти сновидения мне удавалось объяснить двумя моментами:
1 необходимостью более основательной проработки тех впечатлений, на которых днём я останавливал своё внимание лишь на мгновенье, соприкоснулся с ними, не получив целостного представления и
2 принуждением находить взаимосвязи друг с другом для любых вещей, причём вызывая для этого схожее эмоциональное состояние души; этим обстоятельством (лёгкостью перехода из одного психического состояния в другое) и объясняется кажущаяся бессмысленность и противоречивость сновидений.
После этого я выслушиваю историю её болей в ногах. Начинает она свой рассказ точно также как и вчера, а потом следует длинное перечисление самых разных переживаний, все из которых носят мучающий или изнуряющий характер; во всех эпизодах присутствует боль, с каждым новым переживанием принимающая всё более тягостный характер, а завершается всё формированием двухстороннего паралича ног с потерей их чувствительности. Подобное произошло и с болями в руках, которые начались одновременно с появлением судорог шейных мышц. О «судоргах шеи» пациентка поведала мне только следующее: с их наступлением у фрау Эмми фон Н. исчезла необычайно сильная тревожность вместе с дурным настроением, так характерными для пациентки прежде. Судороги шеи сопровождались ощущением стягивания в области затылка, и что более неприятно болезненной зябкостью во всех конечностях, невозможностью говорить и полной прострацией. И так продолжалось от шести до двенадцати часов. Все мои попытки объяснить этот симптомокомплекс каким-либо эпизодом из жизни пациентки не увенчались успехом. Нацеленные на прояснение положения дел вопросы типа того, что не хватала ли она за затылок своего брата во время ухода за ним, когда брат находился в делирии, не получили подтверждения со стороны пациентки. Причину припадков она не могла ничем объяснить.
