Утром 8мая она выглядела совершенно нормальной, развлекала меня ужасными историями о животных. В газете «Франкфуртер цайтунг», лежавшей перед пациенткой на столике, она прочитала историю о том, как какой-то ученик связал малыша и засунул ему в рот белую мышь; из-за пережитого ужаса малыш умер. Доктор К. рассказывал ей, что как-то послал в Тифлис (Тбилиси) целый ящик белых крыс. При упоминании об этом на лице пациентки стали заметны все признаки переживаемого ею сейчас ужаса. От страха она несколько раз подряд сильно и судорожно сжимает мою руку. – «Не шевелитесь, ничего не говорите, не прикасайтесь ко мне! – А если бы эти твари оказались в моей постели! (Пациентка приходит в неописуемый ужас.) Подумайте, каково будет, когда их там обнаружат! А между ними ведь ещё находится и мёртвая крыса, уже об-гры-зенная!»
Я пытаюсь устранить ужасные галлюцинации гипнозом. А пока она находится в гипнотическом сне беру в руки «Франкфуртер цайтунг»; действительно, я быстро нахожу там историю об издевательствах ученика, но без примешивания сюда мышей и крыс. Таким образом, кое-что она добавила своим патологическим воображением.
Вечером я затронул наш разговор, в котором фигурировали белые мыши. Пациентка абсолютно ничего об этом не помнила, была удивлена и от всей души смеялась.
Такое неожиданное включение делирия в бодрствующее сознание не было для неё большой редкстью, оно ещё будет часто повторяться в моём присутствии. Пациентка имела обыкновение жаловаться на то, что часто в разговоре выдаёт очень путаные ответы, так что знакомые ей люди ничего не могут понять. При первой нашей встрече на мой вопрос, сколько ей лет, пациентка совершенно серьёзно отвечала: я женщина прошлого столетия. Недели спустя, она пояснила мне, что тогда, находясь в делирии, она думала о прекрасном старинном шкафе, который она будучи любительницей старинной мебели, приобрела в путешествии. Возраст этого шкафа и определил ответ пациентки на мой вопрос о её возрасте.
После обеда у пациентки появлялись так называемые «затылочные спазмы» (одна из форм проявления мигрени), но «совсем не долго, ну, может быть, два часа».
8 мая вечером я приказал пациентке, находящейся в гипнотическом сне, говорить, что после некоторых усилий ей удалось сделать. Говорила она очень тихо, каждый раз прежде чем дать ответ, какое-то время его обдумывая. Выражение её лица менялось в соответствии с затрагиваемой темой. После моих внушений, устраняющих сильный аффективный заряд рассказа, она мгновенно успокаивалась. Я задал пациентке вопрос, почему она так сильно пугается. Она ответила: Это касается воспоминаний из моего детства. – Когда это было? – В первый раз это было, когда мне было пять лет, в то время братья и сёстры любили бросать в меня мёртвых животных. Вот тогда-то и приключился со мной первый обморок с подёргиваниями, но после того, как моя родная тётя сказала, что это выглядело ужасно отвратительно и что у порядочных девочек ничего подобного не должно быть, они прекратились сами собой. Обморок появился опять, когда в семь лет я увидела свою мёртвую сестру, лежащей в гробу, а затем они были в 8 лет, когда брат стал часто пугать меня привидениями, напяливая на себя белые одеяния; чуть позже в 9 лет я смотрела на лежащую в гробу родную тётку и – вдруг – у той на моих глазах отваливается нижняя челюсть.
