Она одета в классическую черную кожу, черный костюм с потертостями поверх черной водолазки, ее волосы и лицо безупречны. В этом климате ее выбор водолазки и костюма меня немного удивляют. Она тепло улыбается мне, я улыбаюсь в ответ. Может быть, все будет не плохо. Энн ненавязчиво делает несколько шагов назад.
— Садитесь, — приглашает она, указывая на стул в другом конце стола. Стол настолько большой, что за него можно усадить шестерых. Хелена занимает свое место во главе стола.
Официантка тайка подставляет мне стул, пока я сажусь, разворачивает взбивая салфетку, мастерски укладывая ее поперек коленей.
Те же манипуляции официантка проделывает с Хеленой, я нервно оглядываюсь на тарелки, стоящие на столе. С какой стати я полагала, что это должен быть чай, какие-то сэндвичи, теплые лепешки и несколько кусочков торта?
— Ну, это мило, — говорю я, хотя мой голос звучит чуть-чуть выше, чем обычно.
— Да, вполне. Я подумала, что нам следует познакомиться друг с другом, — отвечает Хелена. Ее голос звучит более мягче и дружелюбней, гораздо более дружелюбней, чем вчера. — Я хочу узнать о тебе все, и как ты познакомилась с Блейком.
О, нет. Я думаю нет, но при этом вежливо улыбаюсь.
— Мы познакомились через одного общего знакомого.
— Ах, как обычно. И кто он?
— Руперт Лотиан.
Она пытается хмурить лоб, но ей мешает ботокс.
— Никогда не слышала о нем. Кто он?
— Я... эм... работала у него.
Она смотрит на меня.
— Мило, — у нее в глазах появляется такое выражение, которое заставляет меня подозревать, что она знает, кто такой Руперт, мало того, она знает, как я познакомилась с Блейком.
Она берет в руки маленький белый кувшинчик, который находится под ее правой рукой. Я замечаю, что у меня стоит такой же, в нем кажется налито молоко. Я вижу, как она выливает молоко в миску, которая мне кажется пиалой для мытья рук. Она наполняет ее на треть и смотрит на меня с насмешливым выражением лица. Улыбается так, как будто не может понять, почему я не делаю то же самое.
Я улыбаюсь в ответ, и быстро выливаю молоко, копируя ее движения. Я даже не могу себе представить, как это молоко может быть использовано. Но мне кажется, что мы будем что-то в него окунать.
Когда я смотрю на нее снова, она по-прежнему улыбается мне, но ее улыбка превратилась в холодную и жестокую. Ты не одна из нас, и неважно, что ты делаешь, и что носишь, и все в том же духе — мы все равно чуем тебя, говорят мне ее глаза. Она наклоняется и ставит миску с молоком на пол. Выпрямляется и встречается со мной взглядом, ее глаза сверкают злобой, она кричит:
