Ерофей Брюква и сам удивился тому, что сказал, потому как к глубоким размышлениям способности не имел и не стремился. Перегода посмотрел на стрельца с любопытством, толмач с сожалением, Семен Ремезов несогласно покачал головой, а пресвитер нравоучительно молвил:
— Комар на голове жало носит, а пчела на гузне, всяко на человека не похоже. Но мотыль рыбу кормит, а пчелы сладко-лечебный мед добывают. Поелику Господь их не зря к миру пристроил. И про слонов я слыхал, и говорили, что нрав они имеют добрый и людям служат с радостью. Какое ж бесовское отродье будет человеку служить с охотой? Господь в разнообразии свое величие проявляет. Двух зорек одинаковых не случается, завсегда небо в разные краски рядится, так и живность всякая по разному месту разный лик иметь потребна. Господь чад своих расселил там, где им жить сподручнее, потому мы тут слонов и не зрим, ибо для жарких земель они созданы.
— Так толмач же говорит, что слоны и у нас тут были! — вскричал Ерофей.
Отец Никон с удивлением на Рожина уставился, Перегода, видя заминку, кратко пресвитеру суть разговора пересказал. Отец Никон задумался, но тут осторожно вмешался Семен Ремезов:
— Святой Серафим пытался высчитать размеры Ноевого ковчега, который вместил бы Ноя с женой, тремя его сыновьями с семьями и всей живностью от каждого рода по паре, да и припасов на полгода…
— Припасов требовалось больше, — оборвал его пресвитер, продекламировал: — И остановился ковчег в седьмом месяце, в семнадцатый день месяца, на горах Араратских. Вода постоянно убывала до десятого месяца; в первый день десятого месяца показались верхи гор. Так что припасов на год требовалось, — помолчал, добавил, недовольно поморщившись: — Про Серофима я слыхал и с ересью его знаком. Опираться на нее не следует!
— Владыка, но ведь его расчеты верны! Ежели строить судно, чтоб всех тварей по паре уместить, то судно размерами с пол-Югры получится! Как столько живности разместить на ладье в триста локтей длиной и пятьдесят шириной, как о том в Писании сказано?! Вот и выходит, что Ной не всех тварей взял, и всех взять не мог! Да и потом, он же не плавал по свету, собирая живность, они сами к нему приходили, так, может, не все и дошли, дорога-то для некоторых дальняя, и за год не осилить, к тому же через море. А для наших манг-онтов и вовсе недостижимая…
— У них сто лет на то было, недоросль! — рявкнул пресвитер. — Кого наставлять взялся?!
Семен вспыхнул и задохнулся, но Рожин ему на плечо ладонь положил и придавил, дескать, тихо, не ерепенься. Тут к месту Хочубей заворочался, застонал, и Ремезов, ни слова не говоря, из-под руки толмача вывернулся и к хворому поспешил. Ерофей Брюква снова взялся за весло, словно ничего и не случилось, толмач отвернулся, Перегода на лоб шапку сдвинул и, пряча усмешку, чесал затылок, а пресвитер, недовольно всех обозревши, порывисто поднялся и побрел назад на нос, бормоча раздраженно, что молодежь совсем уважение к отцам потеряла, а потому грядущее в их руках крахом для всего люда обернется.
