Она в одной сорочке и с распущенной косой, она уже спала, а Юра, вскрикнув, разбудил ее.
Мама! Господи! Как это хорошо, что есть мама! Юре так одиноко, он был на такой высокой и страшной горе! Вот если б мама там с ним была, тогда бы… Юра утыкается головой маме в живот и тихо всхлипывает. Мама гладит его волосы.
Вдруг из соседней комнаты, где спят мама с отцом, доносится громкий крик. Отец рычит хрипло и надсадно, словно его кто-то душит. Мать бросает Юру и бежит в спальню.
— Корнелий! — окликает она отца. — Корнелий!
Юра спокойно ложится, уютно умащивается под одеялом и готов уже мирно уснуть. Крики отца его не пугают. Юра к ним привык. Отец кричит во сне чуть не каждую ночь. Днем отец ходит в гимназию, поливает и пересаживает цветы в саду, проверяет тетради, смотрит в большую трубу на небо, курит, ерошит бороду и играет на рояле. Ночью за ним гонятся разбойники, он устраивает экспроприации, принимает участие в сложных военных кампаниях, бьется в жестоких боях и умирает на баррикадах. Ночью отец умеет скакать на неоседланных мустангах, дерется на рапирах сразу с четырьмя противниками, переплывает бурные реки, ведет корабли в лютый шторм. Его гильотинируют, вешают, расстреливают, режут ножами и сбрасывают с высокой скалы в море.
«Когда я буду большим, — думает Юра, — мне тоже будут сниться такие же интересные сны, как и папе! А то что — гора да гора каждую ночь…»
Однажды Юра заявил, что он скрипач.
Он взял клепку от рассохшейся кадушки из-под огурцов, обстругал ее так, что она стала напоминать скрипку, вбил несколько гвоздиков и натянул на них тонкую проволочку с бутылок из-под солодового кваса. Конечно, это не была настоящая скрипка, но за скрипку «понарошке» эта штука вполне могла сойти. Смычок Юра сделал из жасминного прутика. Сама скрипка, сколько ни води смычком, звуков никаких не издавала, но это не так уж важно, потому что можно было напевать сквозь сжатые губы, и получалось совсем как скрипка. Юра нарядился в старую мамину шляпку с широкими полями, водил прутиком по клепке и, стиснув губы, напевал «Трансвааль».
В семье это вызвало целый переполох.
Когда отец вернулся из гимназии, мама, всплеснув руками, встретила его патетическим возгласом:
— Корнелий! Ты понимаешь! Юра сделал себе скрипку и заявляет, что будет скрипачом!..
Отец ничего не сказал, только посмотрел на Юру поверх своих черных очков. Юра стыдливо спрятался в угол. Уши его покраснели. Очевидно, он придумал что-то очень важное, и было приятно застесняться. Отец прошел к себе, сбросил сюртук, надел домашний пиджак, затем присел к пианино, открыл крышку, взял несколько аккордов и только тогда позвал Юру.
