Марсель Нидерганг, специальный корреспондент газеты «Монд» в Сантьяго, так описывает демонстрации, проходившие в пятницу вечером: «…Десятки тысяч демонстрантов праздновали всю ночь эту победу в Сантьяго, возбужденном, охваченном лихорадкой, гудящем от криков, лозунгов, заполненном процессиями; размахивали плакатами и беспрерывно скандировали: «Альенде, Альенде…»
Сначала это было просто веселое гулянье, организованное Сальвадором Альенде в районе президентской резиденции. Но толпа быстро росла, и, когда было объявлено о том, что перед собравшимися выступит лидер Народного единства, власти забеспокоились. К полуночи у президентского дворца «Ла Монеда» были сосредоточены автоматчики. Над шумной, радостной толпой появились вертолеты».
Однако в редакционной статье под заголовком «Успех, чреватый угрозой» «Монд» утверждала, что ничего еще не решено: «Как сможет конгресс через 50 дней вынести спокойное решение, если предполагаемый приход Сальвадора Альенде на пост президента республики рассматривается консерваторами и некоторыми из их военных друзей как национальная катастрофа? Как, с другой стороны, Альенде сможет отказаться от того, что он уже назвал «вердиктом урн»? Позволительно, стало быть, спросить, не открыли ли президентские выборы 4 сентября тревожный период в жизни страны, которая до сих пор была меньше, чем ее соседи, затоплена волнами насилия и анархии, бушующими в Латинской Америке? Не предвещают ли победные возгласы, которыми прошлой ночью в Сантьяго был встречен кандидат Народного единства, не предвещают ли они гневных криков тех, кто мечтает задушить эту образцовую демократию?»
А для «Нью-Йорк таймс» утверждение Альенде на посту президента, предстоящее в конгрессе 24 октября, не вызывает, наоборот, никаких сомнений, и газета сообщает, что очень многие члены парламента — демохристиане уже заявили о своей решимости голосовать в этот день за него.
Для большинства наблюдателей результаты выборов 1970 года явились неожиданностью. В этот день в Чили возникли две прямо противоположные силы: одна — рожденная надеждой и народным воодушевлением, другая — страхом.
Но, быть может, самое важное для будущего Чили происходило в эти дни, сразу после выборов, не в Сантьяго. Третья сила заработала в Вашингтоне, сила, порожденная логикой вмешательства во внутренние дела Чили, в конечном счете более опасная для судеб чилийской демократии, чем все контрмеры чилийских консерваторов, подстегиваемых страхом и инстинктом самосохранения. Тайные пружины этой третьей силы останутся нераскрытыми. Очевидными будут только результаты. Догадки о ее существовании возникнут, но ни один журналист не сможет в то время ее охарактеризовать.
