– Ба, ты тут, короче, посиди, пока я сбегаю в одно местечко, а после приду за тобой, – сказал Васька твердым и решительным подростковым басом.
– Куды ты, окаянный, собралси? Сидел бы ужо рядом, ан нет, неймется яму. Все дружки его покоя не дають. Тута вона што, война, Василий, – по-матерински осадила его бабушка.
– Не причитай, ба, я туда и обратно.
И с этими словами Василий выбежал из бомбоубежища и направился в комендатуру. Вбежав, нет влетев, в кабинет к коменданту, он с порога выпалил, чтоб его срочно записали в отряд бойцов Красной армии. И что он и стрелять может, и окопы копать, и война его совсем не страшит.
– А годков-то тебе сколько, Василий? – поинтересовался военком.
– Да семнадцать в январе исполнилось, – соврал он.
– Семнадцать, говоришь? Но что-то я тебя не припомню, чтобы ты у нас вообще числился?
Тут в кабинет вошел участковый. При виде его у Васьки внутри все сжалось.
– Погляди, Степаныч, какие бойцы рвутся в армию, у них еще молоко на губах не обсохло, а они уже на войну, – обратился военком к участковому, и тут же добавил Ваське: – Ты хоть знаешь, что такое война, что такое смерть?
Васька виновато опустил голову.
– Во как! С чем пожаловал, Степаныч? Тож на войну хошь? О как, а кто же порядок будет в городе блюсти, от воровства, от мародерства?
– Я, товарищ майор, на войну хочу, тут и без меня есть кому порядок блюсти. Мне Родину защищать совесть велит. А мальца я этого знаю, бывал он у нас в отделении, и не раз. Отчаянный, сорвиголова, но так вроде надежный, своих не выдает.
– А лет-то ему сколько? Уж больно молод, этот твой сорвиголова.
– Семнадцать вроде исполнилось, – соврал участковый.
– Вроде?! Вот все у вас как не у людей, а где его документы? Почему в комендатуре их нет? – строго спросил комендант.
– Он дворовый, бродяжничал, вот, видать, не встал к вам на учет, зато у нас был частый гость.
– Хорошо, Степаныч, поверю тебе на слово. Вечером формирую первый батальон для отправки на линию. Пойдешь под началом Степаныча?
И Васька, и участковый одновременно застыли в удивлении и, словно по команде, дружно вскричали:
– Да!
– Ты-та чё дакаешь? – грозно спросил военком. – Чё, родители живы?
– Да живы у него родители, только отец совсем спился, бродяжничает по вокзалам, а мать, она… – повесил паузу участковый. – Я после тебе все обрисую, майор.
– Ну, давай, воин, иди, собирайся, а я тут с майором потолкую.
Васька вышел из военкомендатуры с ощущением полного счастья и самоудовлетворения. Не знал тогда он еще, что одна из бомб угодила в дом, где он вчера разговаривал с Секачом и брал яблоки из рук матери. Не знал он, что все, кто там спал после ночной попойки, были погребены под обломками обрушившегося дома и что там остались его мамка, суровый Секач и страшный небритый Червоный. Участковый ему намеренно это не сказал, дабы не сломать решимость характера будущего сына полка.
