– Отпустите, я пойду сам, – бурчит он и отдает паспорт. Его ведут через широкую улицу, на тротуаре которой сгрудились машины полиции. В бобике накурено и пахнет перегаром, перед этим доставляли алкашей. Он рассказывает все как было, без юмора, чувствует, что сейчас не время шутить. Столько милиции в его городе не было даже на шествии футбольных фанатов.
Когда спокойный и одутловатый полицейский узнает, что перед шествием он ходил на митинг красных – долго спрашивает: «Что, Иван Егорович, коммунист? Солженицына не читали? Не знаете, что эти сволочи с людьми делали?».
Он сидит в КПЗ, в небольшой комнате, стены исколоты гвоздями, спадают штаны и обувь, вокруг маются неприкаянные студенты. Они спят по очереди, сменяясь, то на полу, то на небольших нарах, он знает, что им повезло, что никого не было в камере, знакомые говорили ему, что по пятницам остаются только стоячие места. На потолке крутится огромная вентиляция, прогоняя воздух, отчего в камере холодно, как на улице, и её выключают только под утро. Он отдает купленные у бабушки носки какому-то особо стонущему от холода парню в ветровке. Двоих из них забирают, и через зарешеченное окошко видно, что их уводят в другое здание два человека в гражданском. Никто не ждет ничего хорошего. Все, стыдясь, втайне радуются, что забрали не их. Один раз в начале ночи их выводят в туалет, но после не выпускают ни разу. По очереди они подходят к стенке камеры и стучат, чтобы выпустили в туалет, их не слышат. Депутат от маленькой партии принес им пол литра воды на ночь и апельсин. Им не дают звонить, они не знают, что их ждет. Атмосферу разряжает только то, что Ваня иногда начинает ритмично стучать ногой и петь блюз.
– Ну, Машка, сученька! – закричала размалеванная девица, стоявшая в очереди рядом с Арменом. Ей было лет пятнадцать, этой выгоревшей, хриплой девке, в короткой, но пышной юбке поверх колготок в сетку. Она прятала свои слишком сильно, по-вороньи накрашенные глаза под мешковатой шапкой, привычно и некрасиво выпуская плотный дешевый дым через маленький проколотый нос.
– Дура что ли? Не ори! Что там? – ее невзрачная ровесница, переминаясь с ноги на ногу, плевалась шкурками от семечек в снег.
– Да так, решила напомнить.
– Иди знаешь куда?
– Ох уж эти коколофутбольные девочки, – понизив голос, сказал Армену Рома.
– Какие? – тот не расслышал термин и удивленно поднял глаза.
– Коколофутбольные. Фанатки. Типа фанатки. Ходят на фан-сектор цеплять мальчиков, их никто не уважает. В футболе понимают мало, драться не могут – зачем нужны – неясно. Телки.
