Щель не могут заделать уже который год – чердак несколько раз чистят от снега и зарекаются закрыть прореху рубероидом летом. Я в темноте с матами наполняю грязным снегом плетеные икеевские сумки и прыгаю с ними по балкам к выходу, время от времени цепляя рукавом потрескавшиеся деревянные опоры.
На чердаке спокойно, тихо и прело от сырости. Чуть не врезаюсь головой в телефонную коробку, которая почему-то подвешена на тросах к потолку, из нее торчат пучки проводов. Можно разбросать снег равномерно по всему чердаку, но тогда потолок потечет у кого-то другого, я подавляю подлый импульс и продолжаю выносить сумки во двор.
Довольно быстро становится чисто и сухо, но через щель все еще проникает свет и вода. На улице за это время потеплело, снег на крыше под слабым зимним солнцем все же подался вниз по острому скату и подтаял. Закрыть щель можно только летом, но сейчас тоже надо что-то делать – я потрошу найденное здесь же старое одеяло и затыкаю последнюю дыру ватой с поролоном и остаюсь в темноте, как в утробе. Прислушиваюсь – вокруг ни шороха и ничего не хочется.
Я начинаю чихать. Как чайник выпускает пар, эмалированная белая ванна извергает клубы пыли при каждом моем движении. На самом ее дне скрываются старые картонные папки с номерами «дел» и два чемодана из кожи, окрашенной в серый. На одном из них кодовый замок из шести цифр, который легко подается, стоит мне выставить все нули. Ворох старых фотографий – прадед, вернувшийся с войны, бабушка в Афганистане, молодой отец на археологических раскопках, моя мать, похожая на гречанку, с развевающимися черными волосами на монолите скалы над морем. Вытаскиваю из внешнего кармана пластиковый пакет с завернутым блокнотом. От времени бумага на ощупь стала похожа на бархат. На оливковой обложке надпись, выведенная химическим карандашом: «Полевая книжка №0091128». Военный дневник прадеда. Из обложки выпадают несколько писем. Я начинаю читать его ровный, но резкий, с лишними линиями почерк:
«Павлову
Прошу Вашего разрешения
допустить к исп. обязанностей.»
И сразу страница неразборчивых расчетов (он был артиллеристом), а следом:
«17.11.43
Переезд штаба в Бол. Белозерку. В село, которое растянулось больше чем на 20 км. Вчера после 9дневного, безмятежного пребывания на *неразборчиво* (вместе с 3й и 3.б. батареей) вернулся переночевать в бригаду, а сегодня день провел на тракторе.
15.12.43
Здоровье мое слабо налаживается, одни чирьи заменяют другие, но я рад, что нога становится здоровой. Пока живу и работаю в тепле в штабе в Большой Белозерке, ст. лт. Тельнов еще не вернулся из Таганрога. Время проходит скучновато, хоть и быстро. Читаю доклады для рядового и сержантского состава. Прочитал 3 тома замечательных произведений Данилевского о крестьянской жизни до реформы 1861 года и после нее, есть и газеты. Вот уже недели две, как совсем не приходят письма из фронта и тыла. А жду я их с некоторым замиранием сердца. Сегодня вернулось мое письмо к Тане с отметкой, что адресат выбыл, и это меня здорово смутило. Напишу сегодня ее родителям и Ж. Энгель в госпиталь.
