Вы чувствуете себя ничтожеством. У меня за плечами было крушение самолета, и так легко я бы не сдался; я ненавидел Птицу гораздо сильнее, чем акул. Я бы никогда не сказал: «Ну, акулы ведь были просто голодны» или «О, да ведь Птица всего лишь выполняет свою работу». Нет. Что бы вам ни угрожало, если оно пытается вас убить, это ваш кровный враг.
Однажды, вместо того чтобы, как обычно, бить меня, Птица спросил, не хочу ли я вести передачу на токийском радио. Меня его предложение очень удивило. Я не имел желания участвовать в том, что можно было бы считать изменой родине или противоречило моральным принципам. С другой стороны, благодаря передаче у меня появлялся шанс сообщить родным, что я жив (Омори был засекреченным лагерем, и никто дома не знал о том, что со мной произошло; мои родные предполагали худшее). Я поговорил со старшими офицерами, чтобы выяснить, в чем суть дела. Меня шокировало то, что никто не возражал против того, чтоб я согласился на предложение японца. Как выяснилось, и другие заключенные этим занимались: они использовали возможность отправлять домой скрытые сообщения, нисколько не компрометируя себя. Тогда у меня возник план.
Я сообщил Птице, что согласен. Двое сотрудников токийского радио (так они представились, хотя, вероятно, это были агенты разведки) попросили меня написать собственную речь.
Меня привезли на радиостанцию 18 ноября 1944 года и провели экскурсию по всей территории. Радио располагалось в красивом новом здании. Я даже пообедал в их кафетерии, устроенном на американский манер.
Они показали мне комнаты, похожие на гостиничные номера, где на кроватях было постельное белье, что производило сильное впечатление на фоне той широкой, гладко оструганной доски, на которой я спал в Омори. Настоящее искушение.
Я выступил в эфире с речью и даже умудрился вскользь сообщить о других солдатах, которым тоже удалось выжить. В течение долгих месяцев я и понятия не имел об эффекте, произведенном моим выступлением, а ведь оно неимоверно обрадовало моих друзей и родных. Кажется, к тому моменту мои родители уже получили письмо от президента Рузвельта с сообщением о моей смерти. Поэтому их радости не было предела, когда они узнали, что слухи о моей гибели оказались, мягко говоря, преувеличенными.
Две недели спустя двое «сотрудников» токийского радио снова привезли меня на станцию. Они похвалили мой «красивый радийный голос», подарили тяжелое зимнее пальто и отвели в кафетерий. Там я познакомился с одним американским и двумя австралийскими солдатами, которые, по словам японцев, тоже делали радиовыпуски и пользовались всеми преимуществами такого сотрудничества.
