Рамиро закрыл глаза и отошел от окна. Не было смысла продолжать этот странный побег. Куда он сможет убежать? В любую минуту за ним могут прийти, и единственное, что ему осталось сейчас, — это думать. Думать и вспоминать. И ни о чем не сожалеть. Да и о чем он мог сожалеть? О том, что все потеряно? Он получил закладную на свою жизнь, а долги надо выплачивать. Он понял это еще в Париже, когда только начинал изучать право. Ах, Париж, красивый и сверкающий, твоя размеренная и робкая Сена, и эти набережные, лодки и мудрые рыбаки с трубками в зубах. Прогресс, развитое общество, экология, чистота и невозможно холодные люди. «Ах, Париж, ты с твоими куполами и черепичными крышами, ты перекочевал из наших грез прямо на открытки. Париж, ты так не похож на этот промозглый город, который я вижу теперь из окон восьмого этажа отеля «Гуарани». Это типичный город слаборазвитой страны, грязный, но гордящийся своими колониальными сокровищами, этим желтым и разболтанным трамваем, который спускался вниз по улице и терялся среди крыш домов, пожалуй, прошлого века».
И туда, дальше — река, которую скорее угадываешь, чем видишь. Настоящая, большая река — Парагвай. Почти как Парана. О эти жестокие реки, большие, широкие, полноводные, они несут смерть, разливаясь, как горячая ярость этих земель. Черт возьми, не хватает только меланхолии, теперь, когда ты навечно превратился в изгнанника. Нет, нельзя думать. А все жара, жара, которая насылает смерть, облекает ее в различные формы. Жара кипит внутри тебя и незаметно подчиняет тебя себе… Но она рождает смерть, эта древняя-древняя жара, всегда обновляющаяся, как большие реки. Это проклятие.
