Принимаю душ и бреюсь — так быстро, что режу щеку вдоль линии подбородка. Смываю кровь, брызгаю на лицо одеколоном — он щиплется — и спешу в столовую.
Сегодня я рано, что случается нечасто. Чтобы отметить это дело беру себе две чашки черного кофе и тост с жареным беконом. Подумываю было о третьей чашке, как тут появляется Даника.
Ее волосы забраны под деревянный ободок, на ней коричневые колготки в елочку и тяжелые кожаные ботинки. Выглядит она как обычно, но меня это почему-то удивляет. Мое представление о ней полностью изменилось. Она вот уже несколько дней — а может, и недель — тайно встречается с моим братом. Теперь мне вдруг стало ясно все, что она говорила, все ее неожиданные вопросы. Но ответ изрядно пошатнул мой мир.
Я дождался, пока она отстояла в очереди, а потом следом за ней пошел к столу.
Чего тебе? — Спрашивает Даника, ставя поднос.
Он не тот, кем ты его считаешь,
говорю я. — Баррон. Что бы он тебе ни говорил, это неправда.
От удивления Даника делает шаг назад. В точку. Потом она приходит в себя и смотрит на меня еще злее прежнего. Ничто так не злит, как осознание того, что тебя поймали.
Уж поверьте, я-то знаю.
Ага, я тебя видел вчера,
говорю я. — Конспиратор из тебя никакой.
Только ты считаешь, что я должна этого стыдиться,
огрызается Даника.
Делаю глубокий вдох, стараясь совладать с гневом. Она же не виновата, что ее провели.
Ладно, спокойно. Обо мне можешь говорить что угодно. И думать что угодно. Но мой брат — неисправимый лжец. Он ничего не может с этим поделать. Временами мне кажется, что он уже и не помнит, как оно на самом деле, и потому дополняет рассказ тем, что в голову придет.
Он старается,
говорит Даника. — Чего не скажешь о тебе. Он рассказал мне о том, что ты сделал. С Лилой. С Филипом. С ним самим.
Издеваешься? — Спрашиваю я. — А о том, что он сам сделал с Лилой, он случайно не рассказывал?
Оставь меня в покое, Кассель!
В последнее время девушки часто мне так говорят. Начинаю подозревать, что я далеко не так обаятелен, как хотелось бы думать.
Только пожалуйста, не говори мне, что он снимал перчатки,
говорю я. — Нет, пожалуй, лучше скажи, что он их снимал. Потому что иначе ты никак не могла запасть на кривую улыбочку и кривые речи моего братца.
Он предупреждал, что ты так и скажешь. Вот эти же самые слова и произнес. И ведь тут он не соврал, да?
Вздыхаю. Мой брат может быть умным, если хочет.
Слушай, Даника. Тут возможны два варианта. Первое: он очень хорошо меня знает. Второе: он знает правду. Истинную правду. И потому я тебе и говорю…
