– Бойнтон, – произнес Пуаро. Брови его приподнялись. – Любопытно… очень любопытно.
Карбери испытующе посмотрел на него, но бельгиец молчал, и полковник продолжил рассказ:
– Представляется совершенно очевидным, что мать была настоящей мегерой. Требовала постоянного внимания и заставляла плясать под свою дудку. И распоряжалась всеми финансами. Ни у кого не было ни пенни собственных денег.
– Ага! Чрезвычайно любопытно. А известно, кому достались деньги?
– Я выяснил этот вопрос… неофициально, вы понимаете. Ее состояние делится поровну на всех.
Пуаро кивнул. Потом спросил:
– И вы полагаете, что все они замешаны?
– Не знаю. В том-то и беда. То ли они все сговорились, то ли кому-то одному в голову пришла блестящая идея… Не знаю. А может, все это чушь собачья! Ясно лишь одно: я хотел бы услышать ваше мнение как профессионала… А, вот и доктор Жерар.
Француз вошел – быстро, но без поспешности. Пожимая руку полковнику Карбери, он с любопытством посмотрел на Пуаро.
– Это Эркюль Пуаро, – представил сыщика Карбери. – Остановился у меня. Мы беседовали о том происшествии в Петре.
– И что? – Внимательный взгляд доктора скользнул по бельгийцу. – Вам интересно?
– Увы! – всплеснул руками Пуаро. – Профессиональный интерес неизлечим.
– Совершенно верно, – согласился Жерар.
– Выпьете? – спросил Карбери.
Он налил в стакан виски с содовой и поставил у локтя Жерара. Потом вопросительно приподнял графин, но Пуаро покачал головой. Полковник поставил графин и подвинул стул чуть ближе.
– Ну? – произнес он. – На чем мы остановились?
– Настолько я понимаю, – Пуаро повернулся к Жерару, – полковник Карбери не удовлетворен.
Жерар выразительно развел руками.
– И это моя вина! – воскликнул он. – Я могу ошибаться. Не забывайте, полковник Карбери, что я могу глубоко ошибаться.
Тот хмыкнул.
– Сообщите Пуаро факты.
Доктор Жерар начал с краткого пересказа событий, предшествовавших поездке в Петру. Он описал всех членов семьи Бойнтон, а также сообщил о состоянии эмоционального напряжения, в котором они все пребывали.
Сыщик с интересом слушал.
Затем Жерар перешел непосредственно к событиям первого дня в Петре и рассказал, как он вернулся в лагерь.
– Я боялся тяжелого приступа малярии в ее церебральной форме, – объяснил он. – И поэтому решил ввести себе хинин внутривенно. Это обычный метод.
Пуаро понимающе кивнул.
– У меня была сильная лихорадка. Я с трудом добрался до своей палатки. Сначала никак не мог найти аптечку – кто-то убрал ее с того места, куда я ее поставил. Потом нашел, но не обнаружил шприца для подкожных инъекций. Какое-то время я его искал, потом бросил это дело, проглотил большую дозу хинина и рухнул на кровать.
