В узкий люк на переборке с трудом протискивается инженер-механик Голубев.
Он хлопает по дизелю рукой, словно ласкает коня, и спрашивает:
— Ну, как наш «Аркаша»? — такое имя Голубев дал двигателю. — Не капризничает?
— Вроде бы нет. Только вот дрожит уж очень, — произносит Малых. — Видите?
— Дрожит, говорите? Ну, это не от страха, — смеется командир боевой части. — У коня одна лошадиная сила и тот дрожит от нетерпения, когда застоится. А у «Аркаши» лошадиных сил… сколько?
— Пятьсот.
— Правильно. Считай, целый табун несется по степи, стучит копытами, — произносит с усмешкой Голубев, а сам внимательно прислушивается к работе мотора. Голос у «Аркаши» еще не окреп как следует — со временем запоет басом ровно и спокойно. Сейчас же нет-нет да и сфальшивит — надо будет по возвращении еще раз его как следует отрегулировать. В походе сделать это вряд ли удастся. Правда, когда лодка идет под водой, работает не дизель, а электромотор. «Аркаша» в это время отдыхает. Но без особой надобности копаться в дизеле опасно. В любую минуту может поступить команда всплывать и тут уж сразу потребуется его работа.
— Да вы не волнуйтесь, — успокаивает Голубева старшина команды мотористов Панченко. — Вси буде гарно, — переходит он, как и всегда неожиданно, на украинский язык.
Старшина 2-й статьи Сергей Лузовков — третий в моторной группе — сейчас отдыхает на длинном и узком металлическом ящике с инструментом, на котором набросана ветошь. Спит ли он, нет ли, трудно сказать. Но, услышав разговор, открывает глаза, приподнимается, с опаской произносит:
— Вдруг откажет двигатель? Может быть, вернуться? Доложить: так и так, техника, мол, подвела.
Голубев холодно глядит на старшину.
— Вы это серьезно?
— Серьезно, товарищ старший лейтенант.
— Нет оснований для такой тревоги. Пока не выпустим по врагу торпеды, не вернемся.
Панченко и Малых переглядываются и тоже с удивлением смотрят на Лузовкова. С чего это он заныл? Сергея хорошо еще не знают: он прибыл в экипаж недавно. Все больше молчит, о себе лишь сказал, что женат, имеет детей. Никто не спрашивал новичка о семейном положении — не в отделе же кадров происходил разговор, а в экипаже, где жили. Заметили только одно: в поход Лузовков пошел без особого энтузиазма. Когда заправлялись горючим, смазочным маслом, принимали на борт боезапас, он вздыхал. Бывает. Чтобы отогнать от него мрачные думы, Панченко провел беседу по поводу побед подводников-североморцев, вспомнил стихи, напечатанные по этому поводу во флотской газете:
