— Да, — подтвердила я.
— Позвольте, а вы не родственница того маркиза дю Шатлэ, которого казнили во время террора?
— Если и родственница, то только по мужу, сударь.
— Как же вас звали в девичестве?
— Сюзанна де ла Тремуйль де Тальмон.
Взмахом руки он предложил мне сесть.
— Вы богаты? — последовал неожиданный вопрос.
«Аристократ, — подумала я рассеянно, — должен знать, что спрашивать о таком неприлично. Просто невежливо». К тому же начало встречи очень смахивало на допрос.
— Что… что вы имеете в виду?
— Я хочу знать, не из тех ли вы дворян, у которых гораздо больше благородных предков, чем звонких монет в кармане.
Я была поражена. И, честно говоря, не знала, как отвечать.
— Не думайте, что я питаю неприязнь к таким аристократам, — произнес он. — Я сам из таких. Ну так что же, мадам, вы богаты?
Перечислять то, что мы имеем, было бы глупо. Я улыбнулась и ответила так же дерзко, как дерзок был его допрос:
— Если то, как я одета, ничего не сказало вам, сударь, сделайте два шага к окну и поглядите вниз — там стоит моя карета. Она, я полагаю, разрешит ваши сомнения.
Талейран какой-то миг молча смотрел на меня. Потом улыбка тронула его губы.
— Мне думается, мадам, я знаю, почему вы приехали. Едва прочитав ваше письмо, я навел справки.
— Я хочу хлопотать за мужа.
— Да. Я понял. Счастливчик он, этот ваш муж.
Быстро взглянув на меня, он спросил:
— Могу я узнать, чем обусловлен ваш выбор?
— Выбор чего?
— Выбор меня, мадам. Как посредника в этом деле. Вы же знаете, что я отвечаю лишь за внешние сношения Республики.
— Ну, я думаю, это не так, господин министр. Мне кажется, сфера вашего влияния куда обширнее.
Поразмыслив, я честно добавила:
— Конечно же, я пришла к вам потому, что между нами есть хоть что-то общее. Когда-то мы были представителями одного и того же сословия.
— Были? — Его брови поползли вверх. — Уж не хотите ли вы сказать, что я потерял право быть дворянином?
Я поняла, что сказала лишнее. То есть я сказала правду, но говорить ее не стоило… Что было делать? Как выпутаться? Солгать? Я не произносила ни слова. И как меня угораздило задеть Талейрана?
— Ну, так что же вы молчите? Сударыня! Вы полагаете, что я предал своих друзей?
«Поль Алэн был прав, — подумала я с горечью. — Любое обращение к этим революционерам сопряжено с унижением». На миг мне стало очень больно: я полагала, что уже потеряла всякую надежду найти помощь, во всяком случае в этом доме. Но солгать я тоже не могла. Мои губы резко и внятно произнесли:
