Я могла передвигаться по Парижу только пешком, поэтому, когда добралась до улицы Варенн, было уже около девяти часов утра. Пожалуй, лучше было бы отправиться сразу в министерство. Но, может быть, мне повезет, и я все-таки застану Талейрана.
Я понимала, что одежда на мне такова, что я вряд ли могу надеяться, что меня пропустят в дом. Меня в подобном наряде примут в лучшем случае за горничную. Поэтому я остановилась у ворот и терпеливо стала ждать, когда проедет карета Талейрана.
Вокруг меня кипела жизнь. Париж давно уже проснулся, и улицы его были полны народа. Давно уже открылись магазины и лавки. На рассвете казалось, что день будет серый, дождливый и туманный, но с каждым часом погода становилась все приятнее. Сияло солнце, отражаясь в лужах. Воздух — он в Париже обычно оставляет желать лучшего — нынче был легкий и благоухающий, словно весь город полнился цветочными ароматами.
Прошел час, второй… Я начала понимать, что жду зря, что Талейран, вероятно, давно уехал на службу. По улице с громкими криками шел мальчишка — разносчик газет. Я долго не могла решиться подойти к нему — стыд за то, что у меня нет денег, не давал мне сдвинуться с места. Но любопытство в конце концов пересилило, я подошла и как можно тише произнесла:
— Дай мне посмотреть «Монитёр», дружок. Всего на одну минуту.
— А что, денег у вас нет? — спросил он, подмигивая.
— Нет.
— У меня тоже негусто. То-то мы друг друга поняли!
С этими словами он протянул мне газету, предупредив:
— Только на минуту, гражданка. Мне дальше надо идти.
Я поспешно просмотрела свежий, пахнущий краской номер, и сердце у меня упало. Да, так и есть, в верхнем углу было напечатано сенсационное сообщение: «Гражданке дю Шатлэ предъявлено обвинение в убийстве Флоры Клавьер». Далее следовали россказни о том, сколько бед натворил мой муж в Бретани, и всякие домыслы по поводу моей связи с Клавьером.
«А ведь это может прочитать и Поль Алэн, — подумала я с ужасом. — И даже Александр…» Внутри у меня все похолодело. Я молча отдала газету мальчишке. То, что о моей беде теперь станет всем известно, очень угнетающе на меня подействовало. Ведь многие поверят этим выдумкам. Но самое страшное будет тогда, когда об этом узнают в Белых Липах. Боже, да Анна Элоиза просто съест меня живьем. Оставалось надеяться только на то, что в Бретани не слишком любят газеты республиканского направления.
В этот миг из ворот выходил лакей, видимо, получивший какое-то задание, и я бросилась к нему с вопросом, где господин Талейран.
