Слегка изменившись в лице, Лерабль сказал:
— Мне очень жаль, гражданка, но я вынужден просить вас не называть меня «сударь». Я на службе.
— Вы государственный человек, — уточнила я, вспоминая почему-то Франсуа де Колонна.
— Да. Именно так.
— Я буду называть вас так, как вам угодно, для меня это никакого значения не имеет.
Он обмакнул перо в чернильницу.
— Итак, — торжественно начал он. — Вы — гражданка Сюзанна дю Шатлэ?
— Да.
— Вам двадцать семь лет, вы француженка и живете на площади Неделимости в доме номер двадцать пять?
— Да.
— Ваш муж мятежник, объявленный вне закона?
— Да.
Эти мои три «да» прозвучали одинаково ровно и сухо, но начало беседы мне не нравилось. Уж слишком оно смахивало на допрос.
— Расскажите, что произошло третьего дня на улице Победы.
Я пожала плечами. Версия моя была уже давно готова, и изложить ее для меня не представляло труда.
— Гражданин Лерабль, я посетила Жозефину Бонапарт с коротким визитом. У нее были гости, но я не задержалась надолго. Когда я спустилась вниз, обнаружилось, что у меня пропал мой веер. Предполагая, что забыла его наверху, я решила вернуться и, когда поднималась, увидела беременную женщину, идущую мне навстречу. Она была, вероятно, почти на сносях, и на ее месте, гражданин Лерабль, я бы оставалась дома. Или, по крайней мере, не ходила бы без служанки.
— Итак, гражданка Клавьер была одна. Вы с ней встретились. И что вы ей сказали?
— Не понимаю, гражданин, почему вы думаете, будто я что-то говорила. Не в моих привычках говорить с незнакомками.
— Вы утверждаете, что видели гражданку Клавьер впервые?
— Возможно, не впервые. Весьма вероятно, что мы виделись на каких-то приемах или в театре. Но мы никогда не разговаривали, и между нами не было никаких отношений.
— Вы уверены?
— Абсолютно уверена, — сказала я чуть раздраженно, настороженная тем, что этот полицейский пытается выяснить подоплеку моих отношений с Флорой.
Ничего… Пусть он еще попробует доказать, что я лгу. Никаких доказательств просто не существует. Но сам интерес Лерабля меня беспокоил. Он свидетельствовал, что его интересует не мое видение случившегося, а нечто иное.
— Когда мы поравнялись, ей, вероятно, стало дурно. Она упала. Все прочее вы и сами знаете.
— Она падала на ваших глазах и вы не попытались помочь ей?
— Мне льстит ваше мнение обо мне, гражданин полицейский, но на самом деле я не обладаю той силой, которую вы во мне предполагаете. Удержать мадам Клавьер я не могла. Кроме того, не вменяйте мне в обязанность того, чего я делать вовсе не обязана.
