— Неужели все эти слухи о Египте — правда? — спросила я как-то. — Неужели Директория действительно одобрила эту безумную авантюру?
Мы медленно шли по посыпанной песком дорожке, Талейран прихрамывал и опирался на трость. Погода была чудесная: солнце, весна, первые золотистые крокусы на обочине…
— Вы выпытываете у меня дипломатические секреты, сударыня, — ответил Талейран задумчиво, и мне показалось, что его рот чуть дрогнул в легкой улыбке.
— Я слышала, что вы горячо поддерживаете Бонапарта. Неужели ваши убеждения не противоречат его намерениям?
— Вряд ли можно говорить о каких-то моих убеждениях. Вы же знаете, любезная госпожа дю Шатлэ, что я человек без убеждений. Я карьерист.
— Я имела в виду, что убеждение ваше — это скептицизм.
— Да еще выгода, — подхватил Талейран. — Знаете, милочка, ведь если эта безумная авантюра удастся, мы будем иметь немало выгоды. Красное море, подрыв всемирного господства Англии, подрыв Оттоманской Порты, выход в Индию, причем сухопутный выход…
— Не понимаю, — сказала я честно. — Ведь это сказки. Какой выход в Индию? Мы живем не во времена Александра Македонского. Как может двадцатипятимиллионная Франция завоевать шестисотмиллионный Восток?
— Верно, — подтвердил Талейран. — Вряд ли может. Но мне хочется, чтобы Бонапарт знал, что я его поддерживаю. А ему хочется воевать, а не сидеть в Париже. Экспедиция против Египта — это совпадение наших интересов.
— Да почему же ему хочется воевать?
— Потому что для него бездеятельность — это лишь закрепление нынешнего положения, а нынешнего положения недостаточно, чтобы достичь большего. Египетская авантюра, чем бы она ни закончилась и как бы бесполезна для Франции ни была, несомненно, будет выгодна для генерала. Она даст ему занять чем-то время и позволит создать видимость лихорадочной деятельности на благо отечества.
Я встревожилась.
— А зачем ему нужно время? Чего он хочет? Почему вы так желаете быть его другом?
— «Друг» — фи, что за слово! Я лишь союзник… Не знаю, сударыня, чего хочет Бонапарт. Хочет он многого. А в остальном — поживем увидим…
— Значит, будет война?
— Бонапарт хочет воевать, я хочу войны, потому что этого хочет он, Директория хочет услать генерала подальше — все интересы сходятся на этом. Значит, моя милая, будет война.
Он мягко сжал мою руку.
— Ну а что касается вашего дела… Думаю, через три недели все устроится. Деньги у вас собраны?
— Да, сударь.
— Значит, можно считать, что вы готовы к разговору с гражданином директором.
