Когда мы достигли Террачины, то есть через два дня после нашего отъезда, ночи стали такими теплыми, что мы уже не нуждались в крыше над головой. У нас были кожаные подушки и плащи, и этого было достаточно, чтобы мы превратились в полных отшельников. Случалось, мы целыми днями не видели людей и лишь изредка встречали одиноких рыбаков. Упрямо держась линии берега, мы наслаждались верховой ездой, весной, солнцем и морем.
Никогда раньше мы не проводили вместе столько времени, абсолютно ничем не отвлекаемые друг от друга, никогда раньше наша близость не была столь полной. Просыпаясь на рассвете, мы неизменно наблюдали восход солнца, физически чувствуя утреннее пробуждение земли. Мы то просто ехали, то обгоняли друг друга, то пешком брели по берегу, держа лошадей под уздцы. Иногда приходилось останавливаться, чтобы приготовить еду, и эту роль я с удовольствием брала на себя. Пребывание на свежем воздухе пробуждало необыкновенный аппетит, и продукты, купленные нами у крестьян, исчезали намного раньше, чем мы благоразумно рассчитывали. Я готовила только самые простые блюда — жареную рыбу, омлет, дофинскую закуску, холодный суп по-вишийски. Александра служба в Индии приучила к крайней неприхотливости: хотя, в сущности, он знал толк в еде, но всегда предпочитал что-нибудь попроще, а я была так поглощена этой своей ролью, что мне это тоже очень нравилось. Иногда Александр подстреливал перепела или рябчика, и тогда роль кулинара переходила к нему, и теперь уже он поражал меня: разложив на берегу костер, он жарил дичь на вертеле с какими-то пряными, одному ему известными индийскими травами — получалось неведомое мне индийское блюдо, и он сам кормил меня, превращая в конце концов трапезу в любовную игру… Приятно было наслаждаться этим дикарским существованием, зная, что в любую минуту при желании можно вернуться к цивилизованной жизни.
По-весеннему нежные, но настойчивые лучи солнца уже на пятый день позолотили мою кожу там, где она была обнажена: руки до локтя, шею вплоть до ложбинки между грудями, лицо. Шляпу я не всегда надевала, и видела, как выгорают у меня волосы: из золотистых они становились все светлее и светлее. Никогда я еще не чувствовала себя такой раскованной, свободной и естественной.
Через неделю к вечеру мы были неподалеку от Чивитавеккья, но, поразмыслив, туда не заехали. В придорожной таверне нам продали маленький бочонок крепкого красного вина, и мы поспешили вернуться к берегу. С дороги, покрытой пылью, точно белым бархатом, мы свернули в сторону и поехали вдоль гребня миниатюрных скал по узенькой козьей тропе, пока она не вывела нас к уединенному заливчику с белым песчаным пляжем в форме полумесяца.
