— Простите, мадам, мне как-то неловко высказывать суждения… К тому же всем известно, что настоящий король в Неаполе — вы, а вас знают как очень суровую и умную государыню.
— Да… Суровую — это хорошее слово. Ваша революция научила меня, что когда государь не суров, это плохо для него кончается. Его величество Людовик XVI слишком любил философов и слишком много давал им воли. Они-то все и устроили.
— А разве вы, мадам, поступаете иначе?
— Я? Разумеется! Недавно трех философов-революционеров повесили по решению нашего суда, и я не стала подписывать прошение о помиловании.
— Вас знают как просвещенную королеву, мадам.
— Я и есть просвещенная. Я даже научила своего супруга читать, — сказала Мария Каролина с иронией.
— Но я слышала, что вы любите философию!
— Философию. Но не философов.
Она вдруг бросила щетку и поднялась, оказавшись, таким образом, совсем рядом со мной.
— Поглядите, донна Сюзанна, — мы почти одного роста… А как вы красивы! Ваши отец и мать должны быть счастливы от того, что произвели на свет столь прелестное создание!
Я не ожидала комплиментов, поэтому была немного удивлена. Королева отступила на шаг.
— А я? Какой вам кажусь я?
Я хотела было ответить, но она остановила меня:
— Нет. Не нужно вежливых комплиментов. Посмотрите на меня внимательно. Какой вы меня находите?
Она отошла на несколько шагов, под свет люстры, словно хотела показать себя. Я пожала плечами. Зачем спрашивать о том, о чем она наверняка и сама знает? Она хороша. Очень хороша. Это прекрасное белое лицо, тонкое, нежное, строгое, в котором чувственными кажутся только губы, эти белокурые волосы, рассыпавшиеся по плечам как настоящее золото, — густые, сверкающие, королевская осанка, узкая талия…
— В вас, наверное, многие мужчины влюблены, — произнесла я откровенно, совершенно забыв, что этого, возможно, не следует говорить царствующей особе.
Она недовольно качнула головой.
— Мужчины! Да что ж вы, душенька, ничего не понимаете? С меня достаточно было моего супруга, чтобы возненавидеть мужчин. Обо мне много сплетничают — так разве вы слышали имя хоть одного моего любовника? Ответьте откровенно, я пойму любые ваши слова, если только они будут искренни.
— Клянусь вам, ваше величество, я не так уж много знаю о Неаполе и о вас, чтобы поддерживать такой разговор, — произнесла я, вконец ошеломленная тем, о чем мы говорим.
Королева какой-то миг смотрела на меня, а потом спросила:
— А леди Гамильтон? Она вам нравится?
