Элачи вздрогнул.
— Я знаю, что это прозвучит дерзко…
— Полноте, я уже не один десяток лет общаюсь с тинэйджерами, — Шэмьё лукаво улыбнулся. — Вы, по сравнению с ними, — ангел воплоти.
— Ну да… Я — ангел. Хм… Так меня ещё никто не обзывал, — Элачи покачал головой, словно примеряя неуместную аналогию с разных сторон. — Ладно, скажу в открытую, как есть, тем более что с вами, как я погляжу, в жмурки играть бессмысленно, господин президент. Я в курсе, что у вас есть связи в Мэринелендском дельфинарии.
Шэмьё развёл руками.
— Ну, я бы не сказал, чтобы такие уж надёжные… Хотя всё зависит от того, что именно вам нужно.
— Для начала, я бы хотел посмотреть на то, как поведёт себя обычный дельфин, когда услышит наш сигнал, — глаза Элачи снова заблестели.
Шэмьё потёр подбородок.
— Действительно, интересно. Что ж, попробую это устроить, но ничего не обещаю. Да, вот что ещё важно…
— Что?
— Вы сообщали о сигнале кому-нибудь ещё, кроме меня?
Элачи пожал плечами.
— Нет. У нас же, по сути, голая теория. Куда её нести? Во флегматичный НАСА? Отдать на растерзание «федералам»? Или зашвырнуть прямиком в Белый дом?..
Шэмьё кивнул.
— Да-да, я думаю, что и впрямь стоит немного повременить.
— НАСА всё равно, рано или поздно, обо всём пронюхает. Ведь «Вояджер» попадает под их юрисдикцию — моя лаборатория, это всего лишь технический персонал, привыкший жить по инструкциям.
— Не преувеличивайте. Если бы не ваша бдительность, ещё неизвестно, как бы всё это развивалось и дальше… И во что бы вылилось в конце концов, — Шэмьё в очередной раз тяжело вздохнул. — Что ж, на этом позвольте раскланяться. Ещё раз благодарю вас, Элачи, что решили проконсультироваться именно со мной — это мне несказанно льстит.
— Да что вы, господин президент, это вам, спасибо!
Шэмьё вдруг разозлился.
— Да, прекратите обращаться ко мне: «господин президент»! Что я, Вельзевул, что ли, какой?
— Прошу прощения, господин… Шэмьё… То есть, просто Жан-Луи. Спасибо.
— Не за что. Ещё один момент, Элачи.
— Да.
— Ваша теория, относительно деятельности Аненербе. Я понимаю на счёт чистых душ… Но почему именно дефективные дети?
— Всё очень просто: дефективный ребёнок остаётся чистым всю жизнь — даже когда становится взрослым, — потому что никому нет до него дела. Странно, что вы не додумались сами…
Россия. Рязань. «Мама».
Женя уныло брела по шумной мостовой, изредка цепляя встречных прохожих, которым не было до неё никакого дела.
Им нет дела до её горя. Им всё равно. Потому что это случилось вовсе не с ними, а с кем-то ещё.
