Александр Сергеевич развёл руками.
— Боюсь, её не так-то просто заполучить. Нужен толчок, точнее розжиг.
— Не понимаю.
— Алька, человеческий путь складывается через поступки. Плохие, хорошие — не важно. Да и не получится постоянно поступать правильно — уж поверь мне на слово. Важно, что именно перевесит в конце: плохое или хорошее. Отсюда и выльется общее отношение к конкретному человеку, когда тот уйдёт в свой последний путь. Алька, поступок — вот что может зажечь в человеке «искорку»!
— Поступок? Но какой?
— А вот это уж тебе решать: какой именно поступок совершить. Главное, чтобы он не причинил никому вреда и был бескорыстным. Всё остальное — сопутствующее.
Алька вдохнул полной грудью и погрозил туче кулаком.
— Ещё посмотрим кто кого! — Он шмыгнул носом. — Деда, я обязательно стану смелым! Тебе больше не придётся меня выгораживать перед мамой. Никогда-никогда! Обещаю!
Россия. Москва. 8-й километр внутреннего кольца МКАД. «Утраченное».
Аверин молча брёл внутри колеи. Просто так. В никуда. Потому что не осталось даже безысходности. Эмоции закинули в огромную бетономешалку и размесили в грязь, которая со временем обрела земную твердь. Она превратилась в оковы, из уз которых было не так-то просто вырваться. Чего уж там! Это была самая настоящая клетка — по крайней мере, так казалось на первый взгляд, — что заточила в себе заблудшую человеческую душу. Если последнюю всё ещё можно было называть именно так.
Из-за спины налетел чудовищный рёв.
Аверин отшатнулся.
Обдало жаром. Упругий поток воздуха промчался в считанных метрах, шипя проклятиями и обдавая запахом разогретого металла, после чего так же внезапно исчез, оставив после себя ритмичное постукивание в такт перепуганному сердцу.
Аверин сплюнул. Открыл рот, силясь угомонить неприятный звон в ушах. Нижняя челюсть противно хрустнула — так бывает, когда долго и упорно на кого-нибудь злишься, — но сделалось значительно легче. В голове так же прояснилось. Впрочем, ненадолго.
— Надо же, страх всё ещё отрезвляет… — Аверин прислушался к хрипу собственного голоса. — Зачем же я так надрался?
Он глянул на занимающийся над автобаном рассвет.
— Внутренний МКАД. Никак я снова за своё…
Аверин почесал затылок. На виски что-то давило, мешая нормально мыслить. Нестерпимо хотелось пить.
Он уже толком и не помнил, когда именно всё началось. Вернее помнил, но лишь эпизодами. Непонятно, как далеко назад необходимо отмотать собственные воспоминания, чтобы появилась возможность хотя бы приблизительно определить первопричину случившегося значительно позднее ужаса. Внутри головы это походило на откровенный слайд. Слайд что ежедневно прокручивается с конца в начало.
