Напротив, голова египетская царя,– продолжим наше сравнение,– была закрытой книгой. Едва достигнув 18-ти лет, очень красивый, но красотой холодной и мрачной, он прежде всего внушил Фарсальскому победителю неясное но глубокое отвращение. С своим знанием людей, Цезарь угадал в нём злобного и лукавого человека.
Случай не замедлил доказать ему, что его предчувствие было справедливо.
Наконец они достигли дворца, в котором царь Египта приготовил великолепное помещение для своего славного гостя.
Цезарь удалился на некоторое время, чтоб поправить беспорядок своей одежды, ибо он заботился о своем туалете столь же внимательно, как и о своей личности.
Птолемей встретил его, сопровождаемый своими офицерами, и провел в залу, где был приготовлен пиршественный стол.
Но Цезарь терял терпение, желая узнать об участи Помпея.
Знаком пригласив царя удалить свиту, он грубо спросил:
– Что ты мне скажешь о Помпее, Птоломей?
– Все, что ты, Цезарь, пожелаешь узнать, отвйтил царь.
– Я желаю знать все. Он в Египте?
– Да.
– Быть может в Александра?
– Да.
– Пленником? Ты понял, что я его преследую? Ты поступил благоразумно, уверившись в нем, когда он явился просить у тебя убежища.
Птолемей зловеще улыбнулся и проговорил после некоторого молчания:
– Я сохранил для тебя, Цезарь, большую радость, но ты не желаешь ждать, и я удостоверю тебя. Я покажу тебе как поступает Птолемей с твоими врагами.
Сказав это, царь удалился. Когда он явился снова, его сопровождал Потин, начальник его евнухов, несший спокойно предмет покрытый пурпуром.
Уже взволнованный дурным предчувствием, Цезарь встал и поднял покрышку.
И тотчас испустил крик ужаса. Ему была принесена тщательно набальзамированная голова Помпея.
Отрицали горесть Юлия Цезаря в этом случае, но ошибались. Он был горд, но не жесток.
Ясно, что он воспользовался преступлением, но не сам совершил его.
– О, Помпей, Помпей! – стонал он, склоняя свой лысый лоб, пред этими плачевными останками его врага.
И обратясь к Птолемею, несколько смущенному подобным изъявлением приготовленной римскому полководцу радости, сурово сказал ему:
– И так, когда он явился, рассчитывая на твою благодарность, к твоему очагу, – ты принял его убийством?
Птолемей закусил губы.
– Признаюсь, – возразил он,– я не ожидал от тебя, Цезарь, подобных упреков! Но если б я оставил жизнь Помпею, он неминуемо стал бы уговаривать меня сражаться вместе с ним против тебя. Разве ты желал, чтоб я сделал подобную штуку?
