Потом ей подали туфли; но все были слишком длинны и широки. Ея крохотная ножка плясала в них не достойных ее туфлях.
– Я пойду босая, – сказала она.
Невольницы раскричались. Но Имбульд велел им молчать. Привыкший жить среди женщин, Имбульд понимал их с полуслова. Родопа из кокетства хотела явиться пред царем с босыми ногами, сохраняя таким образом для него удовольствие надеть на неё туфли. Сверх того здоровье прекрасной фракиянки не могло пострадать от её милого каприза. Гинекей был невдалеке от царских покоев, и галереи, которые вели к ним, были покрыты циновками.
Амазис ожидал Родопу в своей спальне.
Тогда уже как начинала спускаться на землю ночь. Родопа была введена в спальню царя, и, по его приказанию, рабы зажгли лампады, висевшие на золотых цепях между колоннами и задернули окна тяжелыми пурпуровыми занавесами.
Как только Имбульд, предшествуя Родопе, сказал Амазису: «О царь, любимец богов, Родопа здесь!» – Амазис встал.
Он внимательно и до мелочей рассматривал ее.
С опущенными глазами, в скромном и вместе с тем гордом положении: с скромностью подданной перед своим государем, с гордостью женщины, стоящей перед своим любовником,– Родопа не шевелилась.
Наконец по знаку повелителя Имбульд и рабы удалились.
Амазис подошел к Родопе и посадил ее на кресло из слоновой кости. Потом он взял принесенные сюда туфли, и прекло– нив колена, дрожа от сладости замедленного прикосновения к маленьким ножкам фракиянки, он надел одну за другой.
Она улыбнулась.
Он заметил эту улыбку.
– Да, – сказал он, – Амазис, царь царей, служит тебе как раб. Что ты дашь ему, Родопа, взамен его забот?
– Такое наслаждение, какого он не вкушал никогда, и подобного которому он никогда не испытает! – гордо возразила Родопа.
Последствия доказали, что она больше чем сдержала свое обещание.
Шесть часов прошло с того времени, как Амазис и Родопа остались вместе, ночь близилась уже к своему концу… Вскоре солнце должно осветить Мемфис…
Солнце!
А царь поклялся, что прекрасная фракиянка проведет с ним одну ночь, одну только ночь!
Одну только ночь! Но почему эта ночь не может быть продолжительнее прочих ночей? Настанет день… Пускай настанет! Для Амазиса и Родопы продолжится ночь…
Следовало только пожелать… А они желали.
Амазис позвал невольника.
– Эти лампады тухнут… Оживи их!
Раб повиновался. Он снова наполнил ароматным маслом бронзовые чаши, и заменил обуглившиеся светильни новыми.
– Хорошо! Принеси сюда ужин!
Амазис мог бы сказать «завтрак». Правда, ночью не завтракают, а ужинают.
