Но, вспомнив про Стефана, она вдруг нахмурилась. Ей стало за него очень тревожно. «Джон Мартин отъявленный негодяй, очень подлый тип! Ретт послал его неспроста. Наверняка он поручил ему что-то! А что же он мог поручить ему? Какую-нибудь подлость! Пойду к Стефану предупредить его!»
В этот момент Ретт давал напутствия Джону Мартину, вручая ему увесистый кошель, набитый доверху золотыми монетами:
— Поедешь с ним, будешь моими глазами и ушами… не дай ему совершить глупость, а когда он получит кольцо, ты, я думаю, догадываешься, что надо с ним сделать?
— Нет, капитан.
— Перерезать ему глотку, болван, а кольцо забрать. А когда вернешься, поселишься в «Синем якоре» и будешь дожидаться нас. А мы покамест сходим на Уали, а потом вернемся и будем на берегу ждать тебя. Поэтому не задерживайся надолго. Нас ждут интересные дела!
— Катарина, милая Катирина, я всегда буду вашим преданным слугой! И не смейте сомневаться в моей преданности!
— Я в этом уже и не сомневаюсь!
Нежный поцелуй скрепил их дружбу.
После того, как Джон спас ее от падения за борт и не побоялся бы даже прыгнуть за ней, Катарина прониклась к юноше уважением и относилась к нему с полным доверием.
А уж после истории с перстнем Гриффитов она увидела, что это человек благородный и достоин большего, чем быть ее слугой. Да, собственно, слугой он вовсе и не был, скорее другом. Теперь, когда у нее был друг, Катарина была вполне довольна своим положением.
Смысла его слов она вряд ли понимала, хотя сквозь свои всхлипывания и стоны Катарина не переставала укорять его, памятуя о происшедшем на берегу залива Кагуэй.
«Боже, какое у нее нежное тело! На удивление нежная и приятная кожа!» — думал Джон.
Вообще-то обычно женские слезы только раздражали Джона, но сейчас все было иначе. Он вдруг почувствовал, что совершенно не желает отпускать от себя эту миленькую плаксу.
А она снова принялась рыдать. Она боялась грядущего.
— Мои родители будут сильно скорбеть обо мне, когда меня убьют или продадут в рабство, — расплакалась она.
— Могу себе представить, — сухо ответил Джон.
— Сударыня, я не сомневаюсь, что вы сильно преувеличиваете грозящую вам опасность, — проговорил Джон низким и вкрадчивым голосом. — На мой взгляд угроза для вас только в одном, если мы попадем в шторм и потонем.
— Но ведь здесь на корабле собрались самые ужасные негодяи, какие есть на свете, и у меня не хватит сил с ними бороться. Я боюсь, они воспользуются мной, прежде чем продать. И мне придется наложить на себя руки. Но я не хочу так умирать. Самоубийство — это слишком недостойно. Это тяжкий грех!
