Пришлось для вяления рыбы сделать сушилку — чтобы лесные звери и птицы не попользовались дармовщиной. Для этого поодаль от избы забили в землю два десятка кольев квадратом, заплели их не очень густо лозой на высоту в полтора человеческого роста, накинули крышу из коры. Получился овин, который вскоре наполнился связками рыбы. Истома лишь покрякивал от удовольствия, наблюдая, с каким азартом Вышеня пополняет рыбные запасы. Можно было даже не ходить на охоту, кормиться одной рыбой. Но природа будто нарочно подсовывала временным отшельникам все новые и новые дары.
Неподалеку от избы оказалось множество аппетитных полян, сплошь заросших ягодниками — клюквой, морошкой, голубикой, брусникой, земляникой, малиной… Здесь кормились глухари, и Вышеня с Истомой просто не могли не воспользоваться засидкой с естественными ягодными приманками. Приготовленное Истомой мясо глухаря с грибами под кисло-сладким бруснично-малиновым соусом было потрясающе вкусным.
Вышеня учился у отцовского холопа разным премудростям и только диву давался — откуда Истома все это знает?! «Поживешь с мое, боярин, помотаешься по свету, ежели придется, много чего узнаешь, — отвечал Истома. — Конешно, если проявишь любопытство и приложишь руки. Ведь оные предназначены не токмо для того, штоб мечом да ложкой махать».
— А почему сундук не на полу стоит, а закопан в землю почти по крышку?» — удивлялся Вышеня.
— Сам не кумекаешь?
— Не-а…
— Дак землица-то под полом мерзлая, потому харч в сундуке долго хранится, не плесневеет и не гниет…
Но вот пришел день, когда на горизонте показались паруса коча.
Ночь перед этим выдалась бессонной. Ближе к утру лошади подняли переполох — начали ржать и бить копытами. Коновязь была рядом с избой — напротив входа, и когда Вышеня с Истомой, похватав оружие, выскочили наружу, то едва не столкнулись с… медведем. Хорошо, что это был пестун — молодой зверь. Он испугался больше, чем люди, заорал по-медвежьи и с такой прытью рванул в лесную чащу, что хруст валежника был еще долго слышен. А Истома и Вышеня, возвратившись в избу, хохотали до колик в животе, потешаясь и над незадачливым воришкой, и над своим страхом. В общем, ни о каком сне речь уже не шла, и они стали готовить завтрак…
Корабль пришвартовался очень точно, что говорило о сноровке кормчего. Истома поймал чалку и быстро закрепил ее, привязав к кольцу. Матросы бросили сходни, и на причал сошел высокий черноволосый муж. Он был одет в русскую одежду, но та сидела на нем не очень ловко, будто с непривычки.
