с товаром арестованы в Любеке
[23]. Ну и зачем тогда мы подписывали договор с немецкими купцами в 1338 году? На договоре поставили свои печати самые богатые и уважаемые купцы Ганзы — посол от Любека Маркворт фан Косфельде и посол от Готланда Венемер фан Эссен. И што? А ничего.
Милята Добрынин сокрушенно покачал головой и ответил:
— Сушший разор… Ну дык и мы не лыком шиты. — Тут он подмигнул боярину. — Третьего дни немецкий мастерманн[24] завез на Готский двор много ценного товару. Обратись к посаднику, а я поддержу, и этот товар будет конфискован в твою пользу — до выяснения причин ареста твоих судов или на покрытие убытков.
— А ежели ганзейцы снова уйдут из Новгорода? — сомневался боярин. — Они вполне могут устроить нам очередную торговую войну. Боюсь, посадник не согласится поддержать мою просьбу. Это же какой урон будет для торговли…
В торговых договорах оговаривалось, что во время войны купцам гарантировался «чистый путь», то есть свободное движение по торговым путям. Тем не менее на практике всякий раз с началом войны объявлялась торговая блокада. Иногда конфликты возникали и непосредственно между жителями Великого Новгорода и иноземными купцами, что нередко вело к приостановлению торговли.
В периоды особенно острых противостояний ганзейские купцы закрывали церковь и свои дворы, — Готский и Немецкий — забирали свое имущество, казну, архив и покидали Великий Новгород. Ключи от дворов они передавали на хранение особо доверенным лицам, высшим церковным иерархам — архиепископу Великого Новгорода и архимандриту Юрьева монастыря. В свою очередь новгородцы стремились задержать ганзейцев в городе до удовлетворения своих требований.
Купец хитро осклабился и сказал:
— Торговля с Новгородом для Ганзы — золотое дно, курица, которая несет золотые яйца. Ты думаешь, они зарежут ее собственными руками? Как бы не так! Все их выступления — это всего лишь игры. Штоб сбить цены на наши товары и получить полную свободу в торговле, желательно, беспошлинную. Поэтому нужно бить их по рукам — а еще лучше по башке — как можно чаще и больней. Так што не дрейфь, посадник будет на твоей стороне. Обещаю…
Милята Добрынин не мог признаться Остафию, почему так старается сделать ему большое одолжение — все-таки в купеческом сообществе он по праву пользовался большим уважением и серьезными связями. Просто среди бояр и именитых купцов давно шли разговоры, что пора нынешнего посадника сменить. И лучшей кандидатуры на этот пост, чем Остафий Дворянинец, нельзя было сыскать. Конечно, такие намерения держались в секрете, ведь еще существовало вече, которое нужно убедить, что Остафий — именно тот, кто нужен Великому Новгороду. А быть в дружеских отношениях с посадником дорогого стоит. Поэтому Милята уже мысленно подбирал ходоков из уважаемых купцов к посаднику, чтобы уговорить того пойти на крайние меры и прикрыть на время торговлю с Ганзой; ведь конфискацией товаров у одного мастерманна дело точно не обойдется — на Ганзу многие купцы имели зуб.
