– Вы знали мисс Бэрримор достаточно хорошо? – начал расспрашивать ее Уильям.
Мисс Катбертсон неторопливо вела его к ферме. На неширокой тропе рядом с ней было достаточно места, и он мог идти с ней бок о бок. Конь, повесив голову, брел позади.
– Достаточно хорошо, – ответила девушка задумчиво. – Когда мы были моложе, то вместе росли. А потом она отправилась в Крым, и, по-моему, никто здесь уже не рассчитывал увидеть ее. Но когда она вернулась с войны, я просто не могла представить, что мы были знакомы. Видите ли, она так переменилась… – Нанетта поглядела на Монка, чтобы убедиться в том, что он ее понял.
– Действительно, подобные испытания могут преобразить любого человека, – согласился сыщик. – Разве можно быть свидетелем жестоких разрушений и страданий, оставаясь неизменным в душе?
– Безусловно, – согласилась его спутница, оглядываясь назад, чтобы убедиться, что конь послушно следует за ней. – Но Пруденс стала совершенно иной. Она всегда была… я скажу, упряма, но, пожалуйста, не считайте, что я плохо о ней думаю! Просто она с такой страстностью относилась к своим желаниям и намерениям… – Нанетта немного помолчала, приводя мысли в порядок. – Только ее мечты отличались от тех, которыми наделены обычные люди. Словом, вернувшись домой из Скутари… – Девушка нахмурилась, подыскивая слова. – Пруденс сделалась сухой и жестокой, – она одарила Уильяма ослепительной улыбкой. – Простите. Кажется, с моей стороны нехорошо говорить о ней такие слова. Нельзя забывать о доброте.
Монк поглядел на ее темно-карие глаза и нежные щеки и подумал, что эта девушка всегда стремилась быть доброй и не привыкла плохо думать о ком-то еще. Но, ощутив этот прилив симпатии, сыщик немедленно вознегодовал на собственную доверчивость. Эта особа напомнила ему Гермиону и бог знает сколько еще женщин, знакомых ему по прошлому своей притягательностью и обманчивой женственностью. Почему он всегда был с ними таким дураком? Уильям презирал глупцов и отчасти склонялся в душе к скептицизму или даже к цинизму. Если миссис Бэрримор не ошибалась, то эта очаровательная женщина с мягкими ласковыми глазами и улыбающимся ртом давно мечтала женить на себе Джеффри Таунтона и весьма сожалела о его привязанности к Пруденс. Сколько же лет было Пруденс? Калландра говорила, что под тридцать. Джеффри Таунтону, безусловно, побольше. Нанетта Катбертсон должна быть ровесницей покойной или чуть моложе. Итак, она старовата для замужества, ее время уже почти окончилось. Скоро ее запишут в старые девы, если уже не считают таковой… И, безусловно, ей уже трудно будет рожать детей. Возможно, ее снедает не просто ревность, а отчаяние, паника. Годы шли, Джеффри ждал Пруденс, которая все отказывала ему ради занятий медициной.
