Этого сыщик гарантировать не мог.
– Надеюсь, что это было так, – солгал он. – Все могло случиться очень быстро, в особенности если нападавший был очень силен.
Его собеседник заморгал:
– Значит, это был мужчина. Конечно, подобное более вероятно.
– А мисс Бэрримор случайно не упоминала в разговорах с вами о существовании какой-нибудь личности, досаждавшей ей или причинявшей разные неприятности? – спросил Монк.
Таунтон нахмурился и неуверенно поглядел на него:
– Я не вполне понимаю, что вы имеете в виду?
– Я просто не знаю, как точнее выразиться. Я говорю о тех, кто бывает в госпитале: про докторов, священника, казначея, попечителей, родственников пациентов… словом, всех, с кем она могла столкнуться при исполнении своих обязанностей, – попытался объяснить Уильям.
Лицо Джеффри прояснилось.
– Да, понимаю.
– Ну, и как? Она ни о ком не говорила?
Таунтон подумал мгновение, обратившись глазами к далеким вязам, огромные ветви которых играли зеленью под солнцем.
– Увы, мы с Пруденс редко разговаривали о ее работе. – Глаза его сощурились, но на этот раз не от боли или гнева. – Дело в том, что я не одобрял ее занятий. Правда, она неоднократно упоминала о том почтении, с которым относилась к главному хирургу, сэру Герберту Стэнхоупу, человеку из ее же собственного социального класса. Пруденс испытывала величайшее уважение к его профессиональным способностям. Но, судя по ее словам, ничего личного в их отношениях не было. – Он нахмурился, глядя на Монка. – Надеюсь, вы не это имеете в виду?
– Я ничего не имею в виду, – терпеливо ответил детектив, чуть возвышая голос. – Я просто пытаюсь понять, какой она была, догадаться, что могло послужить причиной трагедии: ревность, страх, честолюбие, месть, жадность… все что угодно. Были ли у нее поклонники, о которых вы знали? На мой взгляд, как женщина она была весьма привлекательной.
– Увы, это так. Упрямая, но очаровательная. – На миг Джеффри отвернулся от гостя, чтобы справиться со своими эмоциями.
Уильям подумал, не извиниться ли ему, но решил, что вежливый жест лишь смутит собеседника. Он никогда не знал, что именно следует говорить в таких случаях. Быть может, правильных слов в подобных ситуациях попросту не существовало?
– Откровенно говоря, – заговорил Таунтон через несколько минут, – она ни разу не говорила мне ни о ком, с кем у нее были какие-нибудь отношения. Впрочем, возможно, она и не стала бы мне говорить, зная, как я к ней относился… ведь она была прямой и честной – ее просто насквозь было видно. Впрочем, думаю, что если бы у нее кто-то был, душевная прямота заставила бы Пруденс все рассказать мне. – На лицо его легла печать полного недоумения. – Она ведь всегда утверждала, что любит лишь медицину и что у нее нет времени на обычные женские устремления и наклонности. Я бы даже сказал, что ее привязанность к наукам только крепла со временем. – Джеффри посмотрел на детектива. – Вы не знали ее до Крыма, мистер Монк. Тогда она была другой… совсем другой. Она была… – Он умолк, подыскивая слово. – Она была… мягче. Да, так: мягче, женственней.
