Девица хранила подозрительное молчание, и с тайной надеждой, что блондины возрастом за тридцатник не в ее вкусе, Алексей поднял голову. Надежда не оправдалась. Перед ним будто застыла статуя, сияющая восхищением и радостью: ух, какой ты! Не обойдется тут одним отцовским «спасибо», впечатлительная юная барышня уже балансирует на краю пропасти под названием «большая и чистая любовь»… Он рассчитывал, что хотя бы «холёсенький» в ее мыслях не промелькнуло. Остальное отразилось на лице, простом и довольно приятном, но ничем не примечательном.
Может, высказать сейчас, пока не поздно, нечто пошлое и непристойное, чтобы светлый образ спасителя померк слегка? Но конструктивная мысль была прервана неуклюжими объятиями благодарного отца. Опускаться до пошлости у него на глазах не хотелось, мужик может оказаться очень полезным. Придется помолчать, но очень хотелось спросить: как же он отправил эту сопливую девчонку на поверхность?! Что она там забыла? Вопросов было много, особенно о загадочном снайпере, но об этом нужно спрашивать не у бестолкового папаши. И лучше пока вообще не спрашивать. Поискать ответ самому. Пытаясь сохранить серьезный и суровый вид, который, как представлялось Алексею, должен иметь каждый уважающий себя наемник, он слушал сбивчивые слова благодарности, не оглядываясь на Ульяну. Незачем. Он точно знал, о чем она сейчас думает. Леночка была такой же влюбчивой глупышкой в ее возрасте, этого Алексей еще не успел забыть. И теперь настоящий холод разливался внутри: уж он-то не Пищухин, сумеет удержать девчонку и использовать по назначению. А как использовать — время покажет.
— Значит, вас зовут Ульяна? — раздевающий взгляд ее немного смутил, но его отсутствие навредило бы делу еще больше.
— В честь Владимира Ильича… — улыбнулся ничего не замечавший отец.
Алексей не ждал от Красной линии радушного гостеприимства и, когда приятная часть приветствия закончилась, ничуть не удивился конвою, который повел его куда-то вглубь коридоров служебных помещений. О местной службе безопасности ходили легенды, хоть касались они в основном жутких казематов Лубянки, а не почти провинциальной станции Красные Ворота. Тесные проходы не позволяли разглядеть что-то впереди конвоира, поэтому открывшаяся вдруг дверь показалась ярким прямоугольником на черном фоне.
Когда Алексей зашел внутрь, свет не стал более тусклым, а источник его уменьшился до размеров большой лампы, развернутой от сидящего где-то в глубине за ней человека, вырисовывавшегося темным силуэтом среди других теней. Ослепить шестьюдесятью ваттами привыкшего к дневному освещению подмосковного сталкера было непросто, но пришлось зажмуриться, в наступившей за закрытыми веками красноватой тьме анализируя картинку: человек здесь всего один, крепкого телосложения, высокого роста, если ноги пропорциональной длины. Захлопнулась за спиной дверь, оставив их вдвоем, других людей вокруг не ощущалось.
