Накрапывает дождь, темнеет, но никто не расходится. Петр Елисеев подошел с улицы к огороду, облокотился на жерди и растерянно царапает себе щеку. Вдруг он сердито кричит Семенову:
— Вторую поленницу разноси… Там!
С сухим треском валятся березовые дрова.
Выпрямившись, Елисеев с маху перекидывает тело через тын и, подбежав, вырывает заступ у Анны Михайловны.
— Ковыряешься… Разве так копают?
Комья сырой, жирной земли, щепки градом летят во все стороны. Заступ, звеня, ударяется обо что-то. Елисеев, натужившись, отворачивает доску, другую… И вместе с трухой и землей к ногам Анны Михайловны летят набухшие, хвостатые зерна ржи.
Ахает и кричит народ. Анна Михайловна бросается к яме, заглядывает в нее, как в могилу.
От ямы валит пар. Остро и сладко пахнет солодом. Лапти скользят, земля осыпается, и Анна Михайловна, оборвавшись, проваливается по колено в красноватую прелую рожь.
Выбравшись из ямы и не помня себя, она кидается на Исаева и плюет ему в злые, застывшие глаза.
— Пес! — кричит она со слезами. — Что ты с хлебушком, анафема, наделал?
Смеркается, когда понятые и народ идут на гумно Савелия Гущина.
Промокший и оживленный Николай Семенов, размахивая длинными руками и крупно шагая так, что Анна Михайловна впритруску еле поспевает за ним, тихо и доверительно говорит Елисееву:
— Видишь, до чего дошло дело, Петя? Сегодня они хлеб прячут, завтра сельсовет подожгут, как в восемнадцатом году… Война!..
— Гм-м… — с сомнением хмыкает Елисеев, дергая плечом. — Воевать у них не хватит силенки.
— Как сказать… Ты не смотри, что они старенькие да слабенькие. Притворяются, сволочи. Рассказывали мне, как Исаев намедни хвастал народу: «Мы, говорит, не одни, за нас тоже кое-кто постоит. Разуйте, говорит, дурачье, бельма, читайте газеты — не видите разве, какая у товарищей в партии заваруха началась». Чуешь, куда дует ветер? — Трогая Петра за рукав, Семенов заканчивает этот тревожный и непонятный Анне Михайловне разговор все той же своей постоянной мыслью: — Нет, колхоз нам нужен до зарезу.
— Что же ты… этим колхозом… думаешь, голову богачам проломить?
— Обязательно. И хлеб будет… себе и государству хлеб.
— Да ведь он не в колхозе, на земле родится. По мне многополье… машины, вот это подходяще.
— Межи сроем, для всего будет простор.
— И при межах простору хватит… ежели хозяйствовать с толком.
— Добро жалеешь?
Елисеев не отвечает, он оглядывается по сторонам, отстает, и Анна Михайловна примечает, как, пропустив народ, Петр поворачивает обратно к дому.
