Прагматический вывод: любая публичная ликвидация собственного отсутствия всегда будет лишь разовым физиологическим актом. Да хоть напиши что угодно, вот эту фразу – как написанное будет отчуждено, а отсутствие уже снова тут. А тогда локально уничтожить свое отсутствие можно любым способом, даже не пытаясь найти себе соответствие. Тебя все равно тут не будет, так что факт своего наличия в природе – если уж приспичило – можно предъявить как угодно. Другой прагматический вывод: склеивающая, эта заполняющая промежуток между точками субстанция оказывается какой-то жидкой, а то и газообразной, если не электромагнитной, но все равно – ты тут типа алюминий, который на воздухе сразу окисляется. А какой он там внутри на самом деле – не видел никто.
Очередное просветление получено, и можно было лететь обратно. Даже если бы «AirBaltic» сделал тут разворот и вернулся в Ригу, я бы не расстроился. Короче, предъявить отсутствие – став, значит, временно присутствующим – можно хоть в виде желтой пластмассовой уточки. Желтая уточка будет достаточной, если утверждать/понимать, что она тут является именно предъявляемым отсутствием. Потому что все равно, в каком виде его продемонстрировать, это же делается для самого себя – раз. Субстанция как алюминий – два. Этот пункт у меня когда-то, лет двадцать назад, уже всплывал в мозгу, но тогда он трактовался лишь как неуточняемая особенность жизни. Теперь же предполагалась и граница между еще металлом и уже окислом. Значит, мог существовать инструмент для обнаружения этой границы. Что, весьма возможно, вообще самое вкусное на свете.
Словом, в аэропорту уже надо было реализовать теорию на практике: расплывчатая в полете тварь встраивалась в местные обстоятельства (билет до центра от Швехата, на Митте купить Wochenkarte, доехать до Народного театра, подняться в пансион). У всех есть комната, где в баночках такие червяки: могут гнить, засыхать – субстанция может глядеть на них и вспоминать, как и когда она тут была этим. Вена – хорошее место для таких комнат, их сдают в городе, как абонентские ящики на почте или банковские ячейки; скорее – как ячейки, потому что со стороны тут не будет поступлений, только что сам принесешь. Это все расчертилось по дороге к пансиону, который на три дня станет такой ячейкой.
Но к вечеру был и бонус в виде регламентного просветления возле оперы напротив «Бристоля». На этот раз просветление состояло в четком осознании того факта, что если в марте сидеть на гранитной окантовке газона, то мерзнет жопа. Конечно же, это было Большое просветление. А то: соединить одной линией, одним собственным сознанием свои отсутствие и мерзнущую задницу – что тут еще могло остаться неучтенным?
