За стеклом витрины в школьной рекреации рядом с «Сороковыми, роковыми» было и стихотворение Твардовского «Я знаю, никакой моей вины…» (1966 года):
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что они – кто старше, кто моложе –
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, –
Речь не о том, но все же, все же, все же…
Этот выдох, лирическое движение относится не только к тем, кто убит на войне, но, явно, и к репрессированным. Среди них – родные Твардовского. Можно отнестись так же и к победителям-жертвам советской эпохи, в том числе к внешне успешным советским поэтам. Можно и о них испытать сожаление. Впрочем, вряд ли они бы этого хотели. «Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели…»[9]
В ранние студенческие годы, в конце семидесятых, я заходил несколько раз в «старое» ЛИТО «Магистраль». В этом словосочетании – «ЛИТО “Магистраль”» – мерцал отблеск оживившейся ненадолго, между Сциллой оттепели и Харибдой застоя, литературной жизни шестидесятых годов, когда это была в большей степени форма неотлитованного (оксюморон) публичного существования, чем гетто для недопрофессионалов. Там состоялось чуть ли не первое выступление Булата Окуджавы, еще только со стихами. Об этом вспоминает в одном из интервью Евгений Рейн – между ностальгическим экскурсом в жаргон стиляг и эпическим дискурсом о попытке дуэли на топорах в деревенском сарае между Бродским и Бобышевым.
В конце семидесятых в «Магистрали», при Центральном клубе железнодорожников, локомотивом ведущим был официальный «молодой поэт» Александр Щуплов. Лет тридцати – тридцати пяти, с широким серым лицом, спокойный: дистанцированный, но и без снобизма. Человек расслабленно зарабатывал свои какие-то небольшие деньги, типа сторож в детском саду.
«Молодой поэт» – это термин советской литературной жизни, имевший отношение не столько к возрасту, сколько к статусу. Понятие выкристаллизовалось, судя по всему, уже в позднесоветское геронтологическое время. В первые лет тридцать советской власти дело обстояло иначе. Статус больше определялся теми или иными личными данными. Больше, как говорится, иными: при наличии литературных способностей – больше способностями в политической сфере. Скажем, Контантину Симонову к концу Отечественной войны исполнилось лишь тридцать. А первую из шести Сталинских премий он взял у жизни в двадцать шесть мальчишеских лет, в 1941 году. Примерно такая же парабола у Сергея Михалкова: он стал автором гимна СССР в тридцать лет
