Он налил себе остывшего чаю и положил руки Любе на плечи.
— Любаша, тебе бы надо поплакать.
— Зачем? — она подняла на него глаза, полные муки и отчаяния.
— Тебе станет легче. У тебя внутри все заледенело от ужаса, а лед — он ведь твердый, то есть негибкий, а значит, может треснуть от любого удара.
— От какого удара? — устало спросила Люба. — Зачем ты меня пугаешь?
— Да я не пугаю тебя, дорогая моя, я готовлю тебя к разговору с бандитами. Ты должна быть спокойной и собранной, чтобы точно слышать каждое их слово, улавливать интонацию и быстро и правильно реагировать на то, что они скажут. Если у тебя внутри будет лед, он разобьется и рассыплется от малейшего твоего напряжения, и толку от разговора не будет. Ты пойми, это очень ответственный момент, и к нему ты должна подойти в состоянии максимальной боевой готовности.
— Ты меня как будто на бой провожаешь, — Любины губы тронула слабая улыбка.
— А это и есть бой. Мы с тобой будем биться за жизнь твоего сына. Это самый главный бой в твоей жизни. Я мог бы сам поговорить с ними, когда они позвонят, но боюсь, что будет только хуже.
— Почему? Ты можешь сказать, что ты — отец, и с тобой они будут разговаривать точно так же, как со мной.
— Не могу, Любаша. А вдруг Колька им сказал, что отец в отъезде и дома только мать? Тогда они любой мужской голос будут расценивать как голос работника милиции. Это будет означать, что ты не выполнила их условия, и все моментально осложнится. Они разозлятся и злость свою начнут вымещать на Кольке. Нам с тобой это надо?
— Нет. Ты прав, у меня внутри все каменное и неподвижное. Но я не умею плакать от страха. От горя — умею, а от страха — нет. У меня даже слез нет. У меня есть только бесконечный ужас и отчаяние. Если с Колей что-нибудь случится, я этого не переживу.
— Если мы все сделаем правильно и спокойно, с ним ничего не должно случиться. Давай, Любаша, сделай что-нибудь, ну хоть ванну горячую прими. Скоро Лелька встанет, что ты ей скажешь? Правду?
— Боже сохрани! — испугалась Люба. — Леле нельзя говорить такие вещи, она очень чувствительная и тонкая девочка. Надо сделать вид, что все в порядке, накормить ее завтраком и отправить в институт.
— А как ты ей объяснишь мое присутствие? И почему ты думаешь, что она не заметит, как плохо ты выглядишь?
— А что, в самом деле плохо? — поинтересовалась Люба с полным безразличием в голосе.
— Ужасно. Как будто тебе на двадцать лет больше и ты долго и тяжело болела. Этого невозможно не заметить.
