По душе пришлись Анче похвала ее кулинарному искусству да золотое колечко, и она осталась.
— Только уж, будьте ласковы, хозяин, слово свое держите, а станете приставать, я такого тумака дам, что рады не будете.
Надо отдать справедливость: Пал Грегорич вновь стал заигрывать с кухаркой лишь спустя значительное время. Анчура снова хотела уйти, а он снова задобрил ее: ожерельем из красных кораллов с золотою застежкой — такие надевали лишь баронессы Радванские, когда отправлялись в церковь; ах, как ловко обвили кораллы ее крепкую белую шею!
Хороши, в самом деле хороши были кораллы, и Анчура перестала требовать, чтоб хозяин прекратил шалости. Хозяин богатый, зачем ей уберегать его от расходов.
Более того, получив кораллы, Анча в тот же день задала старухе бакалейщице, арендовавшей лавчонку в доме Грегорича, дипломатический вопрос:
— Скажите, милая барыня, очень это больно — ухо проколоть?
— Ай-яй, — засмеялась бакалейщица, — а наша-то деревенщина вздумала сережки в уши вдеть! Эх, Анча, Анча, что-то непутевое ты замыслила, девка!
Анча обиделась и в сердцах так сильно хлопнула дверью, что колокольчик дребезжал и звенел еще целых четверть часа.
Ну конечно, ей хотелось иметь сережки. А почему бы ей этого не хотеть? Разве не один и тот же бог сотворил и ее, и тех дам, что в шелковых юбках щеголяют? В тот же день она все-таки ухитрилась узнать, что уши от прокола болят не больше, чем от укуса блохи.
Сережки, сережки!.. Невтерпеж стало ждать Анчуре, когда Пал Грегорич возобновит свои приставания. Но ведь события можно ускорить! Всякая дочь Евы найдет для этого какой-нибудь способ. Анча приоделась понарядней да поопрятней: вплела в конопляную косу шелковую алую ленту, надела батистовую сорочку, тонкую, как папиросная бумага, сбросила лиф, что стягивал да прикрывал ее прелести, и день-деньской вертелась на глазах у мужчины, — пусть глядит, себе на погибель, как бурно вздымается ее грудь.
Грегорич в свое время слыл до дерзости хитроумным шпионом, он ловко водил за нос сразу две армии, русскую и австрийскую, — но любая девушка, даже самая простоватая, даже деревенская девушка, могла ему дать сто очков вперед. В следующее воскресенье Анча появилась в церкви с золотыми серьгами в ушах, и тотчас парни и девицы, звавшие ее меж собой «гренадером», захихикали, зашептались:
— Хо-хо, а наш гренадер-то, видать, споткнулся!
А через несколько недель уже весь город смаковал чрезвычайное происшествие — связь Пала Грегорича с его стряпухой: «Эге-ге, старый козел домашнюю соль лижет!» — и передавал» друг другу разные пикантные подробности комически гротескного свойства. Братья Пала Грегорича трубили по городу на все лады:
