Это было обидно. Я обернулась:
– Мама Пилат? Не умничайте, молодой человек!
Он засмеялся:
– Не думаю, что я и в самом деле молодой человек.
Мы молча посмотрели налево, направо, а потом расхохотались над собой, и я рухнула в кресло. Десять лет мы счастливо смеялись, радуясь жизни, на нашей желтой вилле в Ароне.
Джесс встал и присел на подлокотник моего кресла.
– Чего ты от меня хочешь, мама? Чтобы я скомандовал ветру, морю? Превратил воду в вино, чтобы доказать, что ты должна в меня верить? Я могу сделать все, что угодно, если это не запретит мой Отец.
Я возбужденно показала на другой конец комнаты:
– Сделай что-нибудь с цветами.
– У меня есть идея получше.
Джесс встал, мерцая, – человеческая радуга в комнате. Свет наполнил меня радостью.
– Помнишь засохшую смоковницу? Так сделай что-нибудь с цветами. Обменяй веру на знание.
– Я?
Я процитировала Евангелие от Матфея 21.21–22 про смоковницу:
– «Истинно говорю вам, если будете иметь веру и не усомнитесь, не только сделаете то, что сделано со смоковницею, но если и горе сей скажете: поднимись и ввергнись в море, будет; и всё, чего ни попросите в молитве с верою, получите».
– Ты знала, что я не первый, кто сказал это, Madre. Многие так говорили, вдохновленные Богом. В шестнадцатом веке так говорил Парацельс [20].
Я ничего не ответила. Я никогда не думала молиться о невозможном. Да и кто бы стал о таком думать?
– Ты не должна сомневаться. Ты должна верить.
Мне пришлось прибегнуть к увертке:
– Да, конечно, хорошо, но… Джесс, давай ты первый.
Я услышала стук в дверь и чуть не выпрыгнула из кожи. Джесс тоже подпрыгнул.
Я погрозила ему пальцем:
– Не делай ничего странного на глазах у людей. Хорошо?
Джесс улыбнулся:
– Итак, ты хочешь, чтобы я был тайным мессией?
Я шикнула на него и открыла дверь.
Это пришла горничная, которая вернула детям собаку. Она толкала перед собой сервировочный столик с восхитительным на вид сыром, фруктами, пастой и напитками, хотя мы ничего не заказывали.
Наверное, она заметила удивление на моем лице и сказала по-английски:
– Подарок от заведения.
Я шагнула назад, чтобы девушка могла вкатить столик. Джесс снова стал обычным и кивнул ей.
Горничная отвезла еду на террасу, подняла наш зонтик и быстро накрыла на стол. Потом, как дети и собака, подошла к Джессу. Она опустилась перед ним на колени, сжала руки и легла щекой на кушетку.
– О дитя, – сказала я.
– Вы, как это люди называют, экстрасенс? – спросил Джесс.
Девушка кивнула.
Я никогда в жизни не чувствовала более священного момента, ни во время молитвы, ни в церкви.
