— Будешь с нами чай пить?
За столом уже сидел папа. Он молча пил свой чай из стакана в подстаканнике и у него был строгий вид. От чая я отказалась. Вошла Ира с сияющей улыбкой. И села. Глаза, пройдясь по столу, уткнулись в тарелку. Улыбки как не бывало.
— Что это? — тихо спросила Ира.
Полногрудая страдалица-мама произнесла:
— Питание. То есть каша.
— А это что? — глаза перешагнули с тарелки на чашку.
— Какао, — сказала мама оскорбленным голосом.
Ира нехотя взяла чашку, залпом выпила содержимое, и тут же выбежала из комнаты, на ходу бросив «спасибо».
Тетя Белла села, сложила руки на животе и завращала большими пальцами. Ее муж, Ирочкин папа, метнул в ее сторону: «Прекрати крутить пальцами, как наш главбух, когда у него сальдо с бульдо на сходится».
А тетя Белла все крутила пальцами, приговаривая: «Боже мой, Боже мой» (Когда пересыпали из ладони в ладонь гальку, раздавался тот же меленький, дробный звук: божемойбожемойбожемой).
— Боже мой, что мне сделать, чтобы этот ребенок хоть раз в день поел нормально?
Папа резко поставил подстаканник:
— Оставь ее в покое! — и вышел.
Говорят, он юрист. Говорят, ему некогда. Говорят, у него крупные дела.
Соседи жалели тетю Беллу и наперебой утешали. Бедная тетя Белла сгорала от стыда и горя.
— Негодница, почему в седьмой квартире ты ешь, а дома не хочешь?
— Не хочу.
И все. И хоть ты тресни.
Все знали, что тетя Белла когда-то пела в театральном хоре. А потом пожертвовала. Она так и говорила: «Когда родилась Ирочка, я пожертвовала хором».
Ире было очень жаль, что так совпало, и мама перестала петь в театре именно тогда, когда она, Ира, родилась. Ей очень хотелось увидеть маму на сцене и услышать, как она поет, потому что совершенно ясно, что те, кто на сцене, поют лучше, чем те, кто в зале. И одеты они красивее. И вообще, в них что-то особенное. Мама говорила, что это грим. А если тетю Раю из седьмой квартиры загримировать, она будет особенной?
Однажды Иру повели в театр. На другой день она пришла к нам, села на пол по-турецки, уставилась в одну точку и произнесла:
— А я знаю, почему старинная музыка такая печальная. Потому, что ее композиторы давно умерли.
Все заулыбались, а Ира покраснела, убежала и несколько дней не появлялась.
Несмотря на опасения мамы и соседей, Ирочка росла, и с ней начали происходить странные вещи. Когда она стояла, было видно, что у нее очень длинные ноги с острыми коленками, платье явно не поспевало за событиями и остановилось где-то на четверти пути от туловища к коленям. Руки, казалось, вообще не от Иры — такие длинные. А шея умела вытягиваться до неопределенных размеров. Однако, самое главное: Ира разучилась ходить. Она летала. Ноги почти не касались земли, грива оставалась позади, на одной вертикали с мелькающими пятками, а руками она управляла, едва заметно двигая ими.
