Здесь мило. Вьется по декоративным решеткам плющ — тот самый, который потом высаживается в фирменные горшки и продается десятками тысяч. Грациозно изогнулась Диана, богиня любви и целомудрия на мраморном постаменте. Сюда попадает много солнца, его лучи освещают густые, струящиеся волосы Эльзы, которым всегда так завидует Марина (она думает, что такие волосы могли бы полностью изменить ее, Маринину, жизнь). Виктор опускает Эльзу на теплую землю, и она утопает в потоках его жаркой страсти, не замечая или пытаясь не замечать, что спину колют мелкие камешки, а ноги — какие-то сухие ветки.
— Ну что ты, что ты, дорогой… — приговаривает Эльза. Лучше бы она не называла меня этим словом, мелькает у Виктора мысль, мать всегда так обращалась ко мне.
— Нет, ничего.
— Если не хочешь, чтобы мы с Дженис встречались — не надо.
Эльза никогда не капризничает.
— Не в этом дело.
— А в чем же?
— Ты знаешь, чего я хочу?
— Я сделаю все, что пожелаешь, — отважно говорит Эльза. — Только не слишком ли здесь открытое место… Я хочу сказать, для наших выдумок…
Но Виктор уже испробовал на Эльзе все мыслимые и немыслимые трюки и убедился, что она всегда податлива и покорна, но очень редко исступлена и активна. Ничего, научится. Молодая еще.
— Я хочу, чтобы ты отдалась Хэмишу.
Эльза молчит. Тело ее цепенеет.
— Ну что ты… Ну, не хочешь — не надо…
— Но зачем?
— Я просто хочу дать тебе свободу. Я и так зажал тебя со всех сторон, лишил…
— Значит, это не из-за твоей сделки? Не из-за лестницы?
— За кого ты меня принимаешь! — возмущается Виктор. — Я же вижу, ты заинтересовалась им. Ты сама говорила о нем с такой теплотой… Ты не представляешь, как здорово, когда можно откровенно сказать о своих желаниях. С Дженис я и подумать о таком не смел. С ней я просто не мог говорить о таких тонких вещах. А ты другая, Эльза, ты для меня как свет в окошке. Пожалуйста, Эльза. Место и время сама выберешь — днем ли, ночью ли, в траве, в кровати. Ты хозяйка.
— Если это действительно для тебя так важно… — с сомнением произносит Эльза, но ощущает, как жизнь возвращается в ее тело и как разгорается внутри жар сладострастия и страха. Ей чудится, будто она на пороге нового мира, сделай шаг — и ты там. Но обратного пути нет. — А как же Джемма? — наконец спрашивает она, когда Виктор отрывается от ее губ.
— Насколько я помню, ты никогда не спрашивала «а как же Дженис», — твердо говорит Виктор. — Поздно сейчас вводить новые правила. Впрочем, Джемму я беру на себя.
