Также хотелось бы, чтобы гравитация была убедительнее. Невесомость уже испытывали – перед каспом, после каспа, и только что, когда остановили вертелку перед посадкой. Странное поведение предметов в случае малой гравитации выглядит забавно только первое время, и быстро надоедает, и хочется выть на Луну, а Луна очень далеко, не видно ее.
***
Половину экипажа Доувер оставил в кастрюле, а с остальной половиной направился к станции. Никакие тренировки не подготовят человека к гравитации в одну пятую земной. «Кенгурить» – подпрыгивать на двух ногах, передвигаясь таким способом по поверхности – не шибко удобно при ограниченности движений в «глубокопространственных» скафандрах.
Ну, правда, сопротивления воздуха нет, атмосфера никакая. То тут, то там плавают редкие молекулы, вызванные к сепаратному существованию радиационным электролизом. Защиту от радиации теоретически обеспечивает скафандр. Скафандр обогревается батареей за спиной. Датчики следят, чтобы давление воздуха внутри скафандра не увеличивалось и не уменьшалось. Сплошное удовольствие, белагра.
Станция в двух километрах от места приземления. Ближе опасно. Почему опасно – точно никто не знает, и нет никакой охоты уточнять, и без того противно.
Ледяная корка поблескивала тут и там, каменистые плеши отсвечивали серо, маленький солнечный диск, выпроставшись из-за огромного недвижного Юпитера, освещал поверхность и примерно четверть планеты-гиганта. Где бы ты не был на Ганимеде, Юпитер остается недвижим. Ганимед всегда обращен к нему одной и той же стороной.
Все пятеро шагающих волокли за собой каталки с грузом – с тем, чего не хватало на станции из подручных материалов. Доувер, кенгурящий впереди, в правой руке нес стек с электронными датчиками, отдаленно напоминавший трость из слоновой кости, с которой Людовик Четырнадцатый выходил на прогулку в версальский парк. Перед выходом короля в парк прислуга бежала включать многочисленные фонтаны. На Ганимеде фонтанов пока не обнаружили.
Показался кратер, который Доувер заметил при приближении к Ганимеду четыре часа назад, не нанесенный на карты – почему? Странно. Метров пятьдесят диаметром, небольшой. Начали обходить справа. Стек в руке Доувера мигнул контрольным сигналом возле рукояти. Не станция – до станции еще километр, вон она, видна. Что-то в кратере. Он сделал знак остальным и спустился по пологому склону воронки на двадцать метров. Мигание участилось. Доувер расчехлил топорик с обогревом, единственный на всю группу. Поводил стеком, определил направление сигнала, приблизился, присел, и ударил топориком по покрытой трещинами ледяной корке, явно недавней. И еще раз ударил. Лед крошился, а не трещал, под ударами. Обнажилась бронированная поверхность средних размеров багайда. Конечно же без опознавательных знаков, и каждый багайд весьма похож на любой другой багайд, но направление швов, ширина гусениц, наклон, расположение мотора, и сочетание всего этого вместе, всегда наведут опытного человека на мысли. Багайд мог просто заблудиться, или потерять управление, а также его могла подбросить какая-нибудь заинтересованная сторона, руководствуясь методом «разделяй и властвуй». Как бы то ни было, протест следует заявить именно по адресу русских. Несмотря на непрерывно растущую, грозящую вскоре перейти в бесконечность, крепость международных отношений, связи, охватывающей всю поверхность Ганимеда, нет до сих пор. Установить такую связь технически не сложно – наставить антенн с солярными батареями, договориться о длине волны, выставить дежурных. Но связи нет. Причина – общее недоверие. Помимо этого никому из крупных игроков здесь – ни русским, ни американцам, ни китайцам, ни даже немцам – не импонирует суверенное африканское присутствие на Ганимеде. Поэтому раз в полгода обнаруживается чей-то багайд вблизи от станции. Обычно их ловят – не шибко приятное, и не очень легкое, занятие. Скорость автоматического багайда невелика, зато он хорошо манерврирует, в отличие от людей и педальных кролеров. Ну, этот поймался сам.
