Билли сидел слева от меня, за соседним монитором, наблюдал за находками нашего робота. Он так же, как и я, оторваться не мог от экрана. Я лишь мельком на него взглянул и понял, что мой приятель сейчас смотрит самый интересный фильм в своей жизни. Вся продукция Голливуда сейчас для него превратилась во второразрядную подделку. В мусор, который не имеет никакой ценности. Потому что фальшив, как вставная челюсть. А то, чем в настоящий момент занимался Билли, практически сросшись с «Джэйком» при помощи джойстика, это вот и было настоящее кино.
Русские тоже парни, что надо. Если бы они не нашли корабль, фиг бы я сегодня люстрой любовался. Судно у них хорошее, головы умные, руки золотые. А капитан так вообще умница. Язык знает, в искусстве разбирается и дисциплину железную на «Академике» держит. Я оторвался от экрана, посмотрел на «мастера». Он в это время у цветного эхолота стоял. О чём-то с Мишкой-«чифом» беседовал.
И тут до этого тихо сидящий Билли мне прямо в ухо как заорёт: «Джэйми! Посмотри, что я нашёл! Это же уму не постижимо! Это же чёрт знает, что такое!» и локтём как больно двинет в мой левый бок.
6
День не заладился с самого начала. Может быть, потому, что был понедельник. («Не люблю понедельники», – сказал однажды Боб Гелдоф и именно так назвал свою самую знаменитую песню.) А, возможно, из-за того, что наступило тринадцатое число. Как бы там ни было, но в понедельник тринадцатого он ощутил на собственной шкуре очень сильное СОС. Аббревиатура СОС расшифровывалась, как «сопротивление окружающей среды». Так Артём в шутку называл те мелкие и крупные неприятности, которые ежедневно обрушивались на него, как только он просыпался и начинал что-то делать. Бывали дни, когда сопротивление окружающей среды почти не ощущалось. А случалось и по-другому (особенно в последнее время) – СОС, как назойливая муха, весь день преследовало его. Нынче же оно ну просто озверело.
Утром, как только он поднялся с кровати, Артём обнаружил, что куда-то пропали тапочки. Тапочки хоть и были давно некрасивы и, хуже того, в районе больших пальцев протёрты до дыр, однако ходить в них по полу было гораздо теплее. Тапки он отыскал почему-то не под кроватью, не под креслом, а на крючках вешалки, по соседству с джинсовыми штанами и рубашкой.
Потом в кране не оказалось горячей воды. И умываться пришлось холодной, почти ледяной. Он посмотрел на своё отражение в зеркале, спросил: «Почему ты сегодня грустный?». И равнодушно ответил: «Потому что трезвый». Фарфоровая мыльница, выскользнув из рук, разбилась практически вдребезги. Он собрал осколки, зная, что это ещё не конец. Несчастья только начинались.
