Между Непалом и Таймыром | страница 63
Всё-таки правильно, что я не задавал ему вопросов на засыпку – почти не задавал: и так ясно, где правда, а где… нет, я теперь не назову это ложью, даже неправдой не хочу называть эти легкие узоры орнамента вокруг и поверх настоящей правды в его повествованиях. Пусть остаётся все, как было! Мне не нужен другой какой-то Р. Б., известный девам Верочкам, секции драматургии Новокузнецкого отделения Союза советских писателей, однополчанам и солагерникам. Был и есть мой Р. Б., и пусть он таким и остаётся!
В тот день, в Феодосии, я довспоминал всю историю знакомства с Р. Б. В пятьдесят третьем он уехал на Урал, осенью вернулся, пару недель, пока искал съёмную квартиру, жил (точнее, ночевал) у нас.
Если, возвращаясь откуда-то вечером, он заставал у ворот Светку с каким-нибудь обожателем, то потом обязательно передавал ей свои впечатления – кратко и выразительно, типа: «Сразу видно, что футболист – хороший рост, могучий корпус и… маленькая голова». А потом спрашивал сочувственно: «Что-то футболиста вашего не видно?»
Но я в это время был уже участником короткого пятилетнего праздника томской студенческой жизни. Видел и ту даму, что донесла на Р. Б. Солидная, строгая, говорила басом и курила «Казбек». Я передал ей «краснофлотский привет», она, оглянувшись быстро, сказала: «Не помню». Спросила мою фамилию и факультет – не знаю, зачем…
Потом были встречи с ним на зимних и летних каникулах, долгие беседы и дискуссии – о технике, зарождающейся кибернетике, генетике, философских системах и категориях… На этих «научных семинарах» аргументы Р. Б. оставили впечатление, что он не вполне разделяет мои ортодоксальные, как у почти всех первокурсников, марксистские взгляды. Он очень сомневался в том, что материя первична, а сознание вторично, и в том, что бытие определяет сознание… Не верил в дружбу народов и светлое будущее человечества… Утверждал, что войны просто необходимы для развития цивилизации…
И никаких Таити и Кейптаунов!
А в августе пятьдесят четвертого вместе с освободившейся матерью он уехал в тогдашний Сталинск. Сделал прощальные подарки: мне – томик писем Флобера, Светке – микроскоп. Этот микроскоп и сейчас стоит в квартире известного в своем городе врача-травматолога Светланы Яковлевны…
…В тот вечер у синего вокзального буфета он разлил по четырем гранёным стаканам бутылку горькой кориандровой и выпил первым, а потом, уже стоя на подножке вагона, разгладил усы и свистнул – пронзительно, как паровоз, даже проводница заругалась…