С Георгием поравнялся Хмурый.
— Скоро будем на месте, сбавим ходу, а то как бы на засаду не нарваться.
Сотник понимал, что это дельное предложение, однако сердце рвалось вперед.
Сделав усилие над собой, Георгий придержал повод и поднял правую руку. Сотня замедлилась. Потом остановилась.
Сотник тоже остановил коня, развернулся в седле.
— Вы двое поскачете вперед, — приказал он дружинникам, — мы следом, если что не так, сразу назад. Если все в порядке, подадите сигнал.
Двое дружинников, не говоря ни слова, отделились от остальных и поскакали вперед. Сотня поехала чуть медленнее.
Полчаса тянулось томительное ожидание. Сердце сотника замерло в ожидании сигнала.
Только бы мы не опоздали. Только бы не опоздали!
Время словно остановилось.
Наконец в лесной тишине раздался протяжный свист, потом еще один.
Теперь Георгия ничто не сдерживало.
Они успели вовремя.
— И нечего охать, — ворчала мать игуменья, прикладывая смоченную в чем-то тряпку к шее сотника. Узнав, что тот был ранен, она настояла на том, чтобы осмотреть его. Чернофиолетовый кровоподтек не мог оставить ее равнодушной.
— Предупреждать надо, — отозвался сотник с усмешкой и тут же снова скривился от боли.
Напряжение оставило его, как только он узнал, что со скитом ничего не случилось в его отсутствие. Георгий выслал несколько небольших отрядов разведчиков далеко вперед. Неожиданного нападения можно было не опасаться. Появилось время передохнуть измученным людям и коням. А еще предстоял разговор с матерью игуменьей. Нужно было убедить ее оставить скит и уйти с Матвеем в лес.
— Господь дал тебе плоть для земной жизни, посмотри, что ты наделал, — между тем продолжала настоятельница, — ты же совсем не бережешься! Нельзя постоянно испытывать судьбу — навлечешь на себя гнев Божий. А теперь еще охаешь!
Вовсе это не я наделал.
А вслух произнес:
— Я больше не буду.
Намеренно или нет, но сотник не уточнил, что именно не будет делать — испытывать судьбу или выказывать свое неудовольствие.
От приложенного снадобья боль начала уходить, а тепло стало разливаться по телу. Усталость навалилась с новой силой.
— Матушка, — начал он, моргая и пытаясь прогнать дремоту, — вам нужно оставить скит, чтобы мы могли здесь сделать засаду и застать врасплох Белых волков.
— Сейчас я все здесь уберу, и поговорим, оденься пока.
Георгий послушно начал натягивать рубаху. Пока настоятельница убирала со стола плошки и туески, мысли его покинули пределы избы.
Он еще не видел Олесю: когда они приехали, девушки не было в скиту. После последнего разговора он чувствовал себя виноватым из-за слов, которые произнес. Тогда они показались ему правильными, а теперь сотник сомневался. Его не оставляло ощущение, что он просто обидел девушку.
