— Я не лгала, — сказала она.
— Это верно. Я забыл, что они обставили дело так, чтобы вам даже не пришлось лгать.
— Я не лгала, — повторила она. — Это была не ложь, а нечто большее.
— Более страшное?
Она не ответила.
— Не глупите, — сказал он. — Говоря серьезно, неужели вы думаете, что, если бы вы не солгали, что-нибудь изменилось бы?
— Нет.
— Так в чем же дело? Послушайте, — сказал он, — если вы придаете какое-нибудь значение таким вещам, я вас охотно прощаю. Вы были бессильны что-нибудь изменить. И вы и я были бессильны что-нибудь изменить.
— Я знаю, — сказала она. — Но это мне безразлично.
— Я думал, что вам хотелось услышать это от меня.
— Конечно.
— Я думал, что для этого вы мне и позвонили.
— Нет, — сказала она. — Я сама не знаю, зачем я вам позвонила. Должно быть, на меня действительно что-то нашло.
— Я, конечно, шутил, — сказал он. — Алло! Алло! Мне нужно вас видеть. Где вы находитесь?
— Нет! Я не хочу!
— Я приеду через минуту.
— Нет, нет!
— Послушайте, — сказал он, — вы передо мной виноваты. Надеюсь, вы согласитесь с этим? Вы мне сейчас же скажете, где я могу…
Она повесила трубку.
Марк посмотрел на часы. Было тридцать пять минут десятого.
Он позвонил начальнику личного стола, приветливому, чрезвычайно робкому человеку, который жил со своей матерью где-то в Отей. Он был очень предан Марку. Как-то раз он пустился с ним в откровенность, и Марк до сих пор не мог понять, как у него хватило на это смелости. Впрочем, сперва он и сам, казалось, был изумлен и слегка испуган тем, что позволил себе такую фамильярность, но потом, видимо, у него отлегло от сердца, и он заговорил с очаровательной непринужденностью. Ему помешала жениться война. Правда, в начале войны, когда ему было сорок лет, он познакомился в Эльзасе с одной женщиной, которую полюбил. Она была эльзаска из очень хорошей семьи. Он впервые был вдали от матери и впервые чувствовал себя более или менее свободным. Но потом он пять лет провел в плену. «Что вы хотите? Она наверняка вышла замуж. Или умерла». Теперь он был уже слишком стар. А тут еще мать с ее деспотическим характером — он привел несколько примеров ее тирании. Все это было так грустно…
К телефону долго никто не подходил.
Наконец послышался сонный голос:
— Алло.
— Алло, — сказал Марк, — говорит Этьен.
— О!.. Добрый вечер, господин генеральный секретарь.
— Я уже не генеральный секретарь, — сказал Марк. — Я думал, вы в курсе дела.
— Нет, я не знал. Я ушел из банка очень рано. Но мне очень жаль. Что касается этой истории… Все это, как говорится, не нашего ума дело, высокая политика, в которую меня не посвящают. Мне очень жаль.
