сырой черновик.
— Ничего страшного, — сказал Стоунер, ощущая сумрачный, беспокойный стыд. — Я сумею выяснить то, что мне надо.
Уокер хитро прищурил глаза:
— Скажите мне, сэр, вы еще кому-нибудь предлагали передать вам рукопись?
— Нет, — ответил Стоунер.
— Тогда, — заявил Уокер торжествующе, почти радостно, — я из принципа должен отказаться дать вам мою рукопись. Если бы вы у всех требовали рукописи — тогда иное дело.
Стоунер посмотрел на него долгим, ровным взглядом.
— Ну что ж, мистер Уокер. Вы приняли решение. Значит, так тому и быть.
— Как мне это понимать, сэр? Какой оценки я могу ждать за этот курс?
Стоунер издал короткий смешок.
— Вы изумляете меня, мистер Уокер. Неудовлетворительной, какой же еще.
Уокер постарался сделать из круглого лица вытянутое. С горьким смирением мученика он произнес:
— Понимаю, сэр. Пусть так. Человек должен быть готов страдать за свои убеждения.
— И за свою лень, нечестность и невежество, — сказал Стоунер. — Мистер Уокер, от того, что я вам скажу, толку, подозреваю, будет мало, и все же настоятельно советую вам обдумать свое положение в этом учебном заведении. Я всерьез прихожу к мысли, что вам не место в аспирантуре.
Чувство, которое проявил, услышав это, Уокер, впервые за все время напомнило подлинное; негодование подарило ему нечто похожее на достоинство.
— Мистер Стоунер, вы слишком далеко зашли! Вы не можете так думать.
— Я, безусловно, так думаю, — возразил Стоунер. Уокер помолчал, внимательно глядя на Стоунера. Потом сказал:
— Я был готов принять оценку, которую вы мне поставите. Но вы должны понимать, что этого я принять никак не могу. Вы подвергаете сомнению мою компетентность!
— Именно так, мистер Уокер, — утомленно согласился Стоунер и поднялся со стула. — А теперь извините меня…
Он двинулся было к двери — но его остановил возглас Уокера, выкрикнувшего его фамилию. Стоунер обернулся. Лицо Уокера побагровело и до того вздулось, что глаза за толстыми стеклами очков стали крохотными.
— Мистер Стоунер! — крикнул он снова. — Не думайте, что поставили на этом деле точку. Поверьте мне, она еще не поставлена!
Стоунер окинул его тусклым взглядом, лишенным любопытства. Рассеянно кивнул, повернулся и вышел в коридор. Он с усилием передвигал ноги по голому цементному полу. Он чувствовал себя опустошенным, старым, уставшим.
